Королевская канарейка (СИ)

— Os koa ampano… твоё гнездо… его снесло ливнем, надо ждать, пока брауни сплетут и обустроят новое. Пойдём, я покажу тебе ложе для таких ночей.

Ночевала я в расщелине дерева, которую раньше и не замечала: славный отнорочек был выстлан пухом и сухой травой, и лежалось там очень уютно, особенно под звуки грозы и шум ливня (нет, дыра в небесах затыкаться не собиралась). Стребовала для укрывания какую-то тёплую князеву хламиду, угрелась под ней и просвистела носом аж до полудня.

Я б, может, и дольше спала, кабы не Элрондов посланец с поздравлениями для Ланэйра, корзиной плодов для меня и напоминанием, что сегодня собирались связаться с Мордором и я могу увидеть сына.

Ллионтуила я так и не увидела, зато на Ланэйра натравили тролля и возможность связываться с Мордором была порушена, как минимум, на пару месяцев. Обескураженно шла по лесу в компании Ланэйра и Эльмаэра — владыка Элронд хотел самолично поздравить моего консорта и ждал его на красивенькой полянке, как-то вот особенно подходящей к случаю.

Лес был мокрым, с ветвей порывами ветра срывало брызги, заставляющие вздрагивать. С неба тоже капало, и я с подозрением посматривала вверх, опасаясь, что ливень возобновится, но небо вроде бы светлело. Встречавшиеся то и дело эльфы поздравляли Ланэйра, и тот тихо светился, принимая поздравления. Мне же максимум яблочко дарили, да и смотреть старались поменьше — видно, не принято. Последний встреченный эльф подзадержался, разговаривая — и я узнала, что молнией ночью уничтожило дом королевского советника, но что он перенёс это, не особо заметив: во время Бельтайна забеременели его жена, невестка и внучка, и пляски от радости и благодарственные приношения в храм по этому поводу будут длиться как минимум четверть луны.

Глядя, как князь мой польщённо улыбается и понимая причину, снова втянула голову в плечи, но что тут сделаешь!

116. Беззащитная мышка

Поляна, заросшая полевыми цветами, сжавшими чашечки в ожидании дождя, была мокрой, но эльфы, стоящие по колено в траве, как и не чувствовали. Для высокородных, сколько я успела их узнать, поляна эта была торжественна и подходила больше зала во дворце — хотя бы потому, что здесь они были ближе к земле.

На Ланэйра тут же нацепили венок из каких-то мелких белых цветочков — если верить обонянию, это был флердоранж, а мне всучили миску с плодами. Разными: круглые золотые цитрусы, которые пахли так, что хотелось слопать их вместе с кожурой; персики и виноград; я даже яблоко Дэркето углядела. Перестав рассматривать плоды, обратила внимание на происходящее: Элронд довольно пафосно поздравлял Ланэйра, и как-то ухитрялся говорить так, что его, в общем-то, глуховатый голос заполнял всю поляну, отражался от стволов мэллорнов и резонировал. Вместо того, чтобы благополучно притухнуть, как и полагается в мокрую погоду в лесу. Из речей же владыки поняла, что, с эльфийской точки зрения, наступает Золотой Век: эльфы будут плодиться со страшной силой, а пущи эльфийские — расширяться.

Ланэйр в ответ кланялся — так вот, могу сказать, что никогда (никогда!) не видела таких торжествующих поклонов, парадоксально смиренных и полных высокомерия одновременно.

Бестактной крестьянкой пялилась, пытаясь понять, как Ланэйр это делает. Так и не поняла и слегка заскучала.

Искоса глядела, как князь ушком дёргает от того, что волосы его щекотнули — или от взгляда моего. Наверняка он для высокородных тяжеловат и грубоват. У-у-у, как бы Ланэйр холодно смотрел, считай он меня просто человечкой! И очень меня забавляло, что вот я смотрю — и до того исправно кланявшийся владыке и достойно так отвечавший князь начинает розоветь, как раз с ушка, сбиваться с речей и выглядеть этакой беззащитной декоративной мышкой.

Владыка, тоже искоса бросив взгляд на меня, на Ланэйра сочувственно посмотрел — но не закруглился, и нас весь день таскали туда и сюда и поздравляли с пышностью, не торопясь предоставить самим себе. Я терпела. Для эльфов ритуал важен, что ж я буду портить его.

Уже к закату проводили нас к Семидревью. Устала за день, хотелось побыть самой собой, а не божком, хоть бы даже и для высокородных. Ни на минуту не ощущала себя богиней, и пламени, о котором они говорили, в себе не чувствовала. Пока Ланэйр снимал да чистил меч, а это для него всегда был процесс долгий и медитативный, иногда с тихим пением, тихонько выбралась наружу и уселась на толстой ветви, глядя на догорающий закат.

Осталась одна, расслабилась, и тут же грудь сжало — дитя моё так далеко от меня, а я даже увидеть его не смогла, и когда теперь увижу? Темна вода во облацех… А всё лучше, чем могло бы быть. Могла бы в другом мире в плену у Рутрира находиться… или быть съеденной им. Последняя мысль как-то отбила охоту плакать, и вместо этого я целенаправленно проковыляла к письменному столу, накатала Ганконеру укоряющее гневное письмо и попросила наконец наобщавшегося и расставшегося с мечом Ланэйра озаботиться отправкой.