Королевская канарейка (СИ)

Мы стояли недалеко от дверей, со спины дуло, но проклятый гнум не успокоился насчёт этикета и всё сделал, чтобы прощание не стало короче приветствия. Многословно превознёс мои прекрасные физические и душевные качества, великолепие всего народа сидхе, отдельно владыку Трандуила и наследника его. Тот, я чувствовала, стоял за моим плечом и кивал с благосклонностью — а что ему оставалось! На этом фантазия Наина кончилась, и я вздохнула с облегчением: всё-таки, будь на месте гнума эльф, мы бы так легко не отделались)

И, только ступив на переход, ведущий наверх, почувствовала и подняла глаза: сверху смотрел Глоренлин.

И меня как ошпарило: вспомнила, что это ведь он звал меня посмотреть на коровок, а я отказалась потому, что не хотела в метель из дворца нос высовывать. Что ж, всё как в том анекдоте: к кому-то и девять вечера из дому не выйдешь — темно и поздно, а кто-то в два ночи позовёт, и поскачешь радостно. Всё так и есть, конечно, но подчёркивать это не стоило. Особенно с учётом того, что шаман мысли читает. Это как голодного куском хлеба дразнить. Смутилась, отвела глаза и постаралась уйти побыстрее.

144. Повседневное

Наконец-то дошла до купален, и пока я отогревалась и отмывалась в яме с горячей булькающей минералкой, аранен сидел рядом на камне, торчащем из неровного пола пещеры. Голый, на корточках, сохраняющий абсолютную, нечеловеческую статичность — он в этом красноватом свете был на гаргулью похож, сделанную из гладкого агата. Мыться в почти кипятке прекрасная гаргулья наотрез отказалась.

Спускаться туда, где вода холоднее, не хотелось, мысль о чаше над каньоном дрожь вызывала, и я вышла из купален ровно там, где зашла.

Полотенца и чистая одежда были аккуратно сложены на каменных скамьях. Как местная нечисть понимает, где купающийся выходить будет, даже думать не хотелось, а иногда думалось — на что эти ветки способны в случае нападения, и виделось при этом всякое кошмарное. В какой страшной и прекрасной сказке я живу…

Просигала мимо свежеприехавших гномов. Близко к королю посажены — честь и уважение! Предыдущие-то, с Одинокой горы, не в пример дальше сидели… а сейчас и вовсе не видно, небось, не дождались хорошей погоды, в метель уехали, лишь бы от радостей вегетарианской кухни подалее. Или от владыки, тоже вариант… он ведь умеет быть здорово неприятным. Угнездилась на обычном месте.

Обнаружила, что здорово неприятным Трандуил быть не собирается. Полыхнул очами, поприветствовал чудесным своим баритоном, за руку подержал. Я обрадовалась.

Накидываясь на еду, посмотрела ещё только, что эру Глоренлин, ставший бессменным участником королевских трапез и сидящий слегка наискось — прямо напротив меня сидел аранен — ничего не ест и даже не пьёт.

— Не есть прихожу, прекрасная, — злой шелест голоса, лязг перстней на пошевелившейся руке.

А, ну да. На меня глядеть. И место ему какое хорошее выделили, в партере.

Высокомерное пожатие плечами:

— Мои услуги дорого стоят.

Только улыбнулась — эру Глоренлин зол, дерзок, высокомерен; стало быть, в форме и здоров. Ну и хорошо.

Освоив суп из сливок с трюфельками, рагу из каких-то других грибов и сыра и толстенный ломоть хлеба, заозиралась в раздумьях, нужен мне десерт или стоит сдержаться. Потому что — вдруг прекрасный принц захочет от меня чего-нибудь? А я объелась и только посопеть смогу. И кстати, господи прости, чья очередь сегодня? Консорты мои как-то считали? Днями или… гм… разами?

Владыка, беседовавший с сотрапезниками, обернулся и очень вежливо сообщил, что ничья очередь. Что мне нужно хорошо питаться, отдыхать и выздоравливать, а не вот это. Вздохнула, подумав, что сказать можно было и потише, и без такой прекрасной артикуляции, но король уже рекомендовал землянику:

— Попробуй, a’maelamin. Чтобы зимой, перед Йолем так задавался вкус лета и солнца, не припомню — это, видно, от того, что твоя милость с народом сидхе, и всё, что может, цветёт и плодоносит в твою честь! — и столько сахарного сиропа в уши вылил, что ужасть; и, всё-таки нагнувшись к уху: — Я испытываю самое горячее желание, но боюсь за тебя. Не торопись, моя жадная valie, ты успеешь насладиться близостью и отца, и сына…

Перед десертом пришлось слегка продышаться, но земляника и правда была прекрасна.

* * *

Мне желалось на сон грядущий пообниматься с принцем, лёжа в человеческой кровати, а как подойти с этим, не знала; чувствовала себя, как медведь у улья — хотелось попросту запустить лапу в дупло, но пчёлы… А он смотрел чистыми глазами и рассказывал пересекающимся голосом, как скучал, как плохо было и как светла стала жизнь с моим появлением. Медведь во мне стеснялся, но ждал подходящего случая.

Когда аранен проводил в спальню и начал прощаться, причём с решимостью, я подумала, что лучше не будет и притиснула, по-моему, обомлевшего от такой бодрости эльфа к стенке. Укоризненные вздохи никак не мешали, встав на цыпочки, осторожно расплетать его льняные косы, целовать в заполошно покрасневшее, трепещущее ухо и прижиматься грудью.