Королевская канарейка (СИ)

— Всё так, как должно быть. Возможно, это к лучшему.

Ну да, вот и Трандуил говорил, что ещё один Дракон ни к чему…

Он приобнял, шепнул в ухо:

— Я ни о чём не жалею.

Мне не очень-то в это верилось, но он продолжал:

— Мне не горько не только потому, что ты одарила меня пламенем, но и потому, что сейчас, с высоты пережитого, накопление чистой магической силы не кажется таким уж правильным. Возможно, у меня иной путь, и мир хочет от меня иного. А я счастлив и хочу прислушаться к миру. Я — не моя сила, хотя когда-то мне казалось, что мы неразделимы. Я есть и без неё. Можно учить детей, заниматься теорией, да много чем.

Но мне было горько за него. Столько усилий…

Глоренлин был безмятежен:

— Горевать не о чем. Новая жизнь, новые возможности, — и, скупо усмехнувшись: — Это не считая того, что в новой жизни я консорт богини, а впереди чудеса и ужасы.

Вздохнула. Чем-чем, а чудесами и ужасами изобильна земля эльфийская.

— Мне хочется, чтобы порадовалась своему миру — и больше не хотела вернуться.

Буркнула:

— У меня ребёнок, я и не хотела.

Глоренлин мягко возразил:

— Мать, конечно же, не хочет покинуть своё дитя. Но глубоко внутри ты тосковала по этому миру. И по себе самой, какой могла стать в нём, поэтому ты хотела уйти.

И такая убеждённость была в его голосе, что я заподозрила — может, чего-то не знаю? Шаман примолк, и я поняла, что тут мне лишнего не скажут. Что ж, это судьба. И она совершенно сказочная, разве могла быть лучшей?

Глоренлин молчал, как воды в рот набрав.

Перестав размышлять об этом, задумчиво потыкала палочкой в картофелину — не понять было, готова или нет. Решила попробовать одну, начала выкатывать — и услышала, как по брёвнам кто-то идёт.

Мужики. Двое, в ватниках. В отсветах костра их лица любезностью вовсе не светились, но они молчали, рассматривая нас, и круглые бородатые хари становились всё более изумлёнными. Разогнулась, забыв про картошку. Ну конечно, понимаю: пришли на огонёк, а тут внезапно баба в белом длинном платье, в каких за город не ездят, и субтильный вьюнош, вовсе непонятно одетый, да ещё и цацками, аки ель на Новый Год, увешанный. Подавила желание сморщиться: люди пахли, а я отвыкла, и смотрели, что тоже было неприятно. И чего ждать от них — неясно. Понятно, что в обществе страшного колдуна можно не переживать за себя, но он их убьёт, не моргнув глазом, всё одно обеты нарушены, а я виновата буду.

— О, брат, это твои! — пока я с подозрением соображала, что значит «твои», один из мужиков (какие они всё-таки огромные и неуклюжие!) толкнул другого локтем: — Брат по молодости тоже толкинутым был! — и загоготал.

Второй мужик закатил глаза, но смолчал, а у нас спросил:

— Что, ребятки, косплеите?

Смотрела на них, давя в себе «Да сияет звезда в час нашей встречи», пытаясь перейти на родной язык. Но что ответить, сообразила:

— Добрый вечер. Да, косплееры.

Всё-таки Россия, значит.

— А мы-то думаем, кто это нашу картошку ворует! Решили сходить посмотреть.

Смутилась. Ну да, украли. Пока думала, что ответить, мужик махнул рукой:

— Да ничего. Мы не в претензии. Ещё возьмите, если нужно.

Выдохнула. Странно. Не в претензии, однако, прийти не поленились. Мужик же, размахивая руками, уже нахваливал наш косплей и сетовал на мимоезжих прощелыг, норовящих наворовать картохи. А у них с братом, значится, коттедж, и камеры понатыканы, и они этих ворюг гоняют иногда. Смутилась, но похоже, мы для обокраденного перестали почему-то принадлежать к бесстыжим ворюгам. Наверное, как собратья по косплею.

Мужик, намахивая руками, вдохновенно рассказывал, как сражался (за орков, понятное дело!). Интересовался, есть ли у нас общие знакомые — я в ответ помычала.

— Совсем забыл, меня Пётр звать, а брата Павлом.

Вздохнула, вытягивая из памяти неприятно звучащее человеческое имя:

— Анна.

— Так будем знакомы! А парень-то что, немой?

Глоренлин до сих пор не изронил ни звука.

Ну да, немой… это он из высокомерия молчит. Быстро ответила:

— Он иностранец, языка не знает совсем, — и подумала, что не соврала вовсе, — Глоренлин зовут.

— О, Глоренлин, — Пётр протянул руку, легко и непринуждённо перейдя на английский: — Nice to meet you!

Твою мать! Ну да, коттедж, камеры, Толкин… приглядевшись, поняла, что и бороды-то у братцев барбершопные, непотребно ухоженные. А ватники — это так, для аутентичности.

Эльф молчал, но хотя бы руку принял и позволил потрясти. Но аутентичности никакой в нём не было, и тепла никакого тоже. Убивать не собирался, и то хлеб. Вздохнула:

— Он и английского не знает.

— А какой знает?

Полиглоты чёртовы! Уклончиво ответила:

— Синдарин точно знает. Мы на нём общаемся.