Королевская канарейка (СИ)

Аранен, смурной во время Бельтайна (ну о чём ему грустить, ведь не рвался он на алтарь этот, в отличие от папеньки!), веселее на следующий день не стал, и я печалилась об этом и почти заискивала, поэтому, когда он предложил уехать в лес на денёк-другой, обрадованно согласилась.

Это, наверное, жара виновата, но по лесу мы протаскались шесть дней. И дольше могли бы, да воскресенье наступило. Я б и не вспомнила, но мне напомнили.

158. Песня о репке

Мы собирались заночевать и развели костерок рядом с маленькой речкой. Несмотря на жару, земля отдавала холодом, а уж про то, чтобы залезть искупаться, и думать не хотелось — майская вода обжигала льдом. Я, по совести, рада была избавиться от внимания кого бы то ни было, и ни с кем не делить ни себя, ни прекрасного принца.

Он учил меня играть на дудочке, и я страшно удивилась, узнав, что вдыхать надо не носом, а уголками рта, а для этого всё время слегка улыбаться. Что вдох, в зависимости от того, как быстро играешь, должен быть быстрым или медленным, а дышать надо животом. Не грудью. Забыть про неё, не пытаться набрать ею воздух — это убивает звук.

И — о да! — убивала я его зверски. Лягушки и кузнечики умолкли в ужасе, и принцев серый жеребец, подъедавший траву неподалёку, сначала просто ушами нервно тряс, потом приседать начал, и, когда пиликнула особенно пронзительно, со всхрапыванием в лес убежал.

Принц деликатно поправлял постановку моих пальцев на отверстиях инструмента и рассказывал — на ухо, так, что лёгкая прядка на виске шевелилась от его дыхания — как останавливать звук «атакой языка», закрывая им щель между губами и быстро отодвигая его назад. И улыбаться, всё время слегка улыбаться. Клюв дудочки не грызть, она не должна касаться зубов!

«Это должна быть плавная атака, без рывков и срывов», — и он смотрел, серьёзно и невинно.

Я всё ждала, когда учение станет мукой, но оно не становилось. Наоборот, увлеклась и, когда стемнело, небо вызвездилось и чёрная вода замерцала в свете костра, довольно внятно подыграла Леголасу, поющему эльфийскую детскую песенку про репку. Очень собой восхитилась и задудела с настоящим вдохновением. Принц продолжал петь, и у песенки было уже не совсем детское продолжение о голодном полурослике и его приключениях, эпичность которых просто зашкаливала. Герой ради репы готов был на всё, совершал подвиги и терпел лишения, и пелось это под весёлую музыку, но без тени улыбки. Не выдержала и сбилась, захрюкав. Миг — и дудочка уже была зажата между нашими телами, и принц так посмотрел, что стало понятно — я увлеклась игрой, а он думал, всё время думал о другом. Посмотрел кошачьими глазами, потянулся поцеловать… и остановился.

— У нас гость, — Леголас вздохнул, и стало понятно, что он тоже не хотел никого видеть. Вдвоём хорошо было.

Но гость пришёл, и вежество требовалось соблюсти. С недовольством подумала, кто это такой беспардонный — и увидела у костра Дживза. Он вступил в круг света. Тоненькие мышиные лапки были в грязи. Похоже бежал, не выбирая дороги, торопился. Передними он трогательно прижимал к груди скромный узелок. Но кланялся с достоинством, приветствовал не спеша. Поговорил о том, какой красивой парой мы на Бельтайн были с королём, и какой великолепный дождь случился ночью Бельтайна. И что хотел подарить мне ватрушки:

— Сам пёк, — и протянул узелочек.

Растроганно приняла, чувствуя себя слегка виноватой. И тут Дживз повернулся к принцу — холодному, непонятно поблёскивающему глазами, и поклонился ещё глубже:

— Мой хозяин, эру Лисефиэль, передаёт вам, аранен, поклон, и просит принять в подарок тот единственный день, что принадлежит ему, как консорту. Пусть цветочная королева будет счастлива.

Я вспомнила, и лёгкая вина превратилась в тяжёлую. Огорчённо взглянув на принца, по его бесстрастному лицу поняла — помнил, и хотел, чтобы я забыла.

Дживс, ничего не дожидаясь, вежливо откланялся и убежал. Леголас молчал. Эльфы вообще при случае молчать умеют. Только налил мне травника из котелка, стоявшего на угольях.

Дживзов узелок пах умопомрачительно, и я очнулась, когда расстроенно доедала вторую ватрушку с творогом (принц не притронулся). Задавать вопросы было глупо. Пожив среди высокородных, я уж понимала более-менее, как всё выглядит с точки зрения эльфов: балованный богатый мажор обобрал простого воина, отняв самое дорогое. А тот с достоинством на это ответил, даже хлеб прислал в знак мирных намерений. Но ему больно было. А я, значит, богиня и вне этики, но всё-таки повела себя свинья свиньёй.

И у «мажора» сердце болит, не просто ж так смолчал. Хотел, стало быть, выяснить для себя что-то. Выяснил, и похоже, ни в чём не раскаивается. Вид сдержанный, но торжествующий, то есть любые укоры сейчас что горохом об стену. Да и в чём его укорять? Это ж я забыла. А он просто не напомнил.