Королевская книга

Мы пошли мимо промокших стен, огибая прозрачные лужи и прохожих, на ходу бодающих ветер. Я тихо дивилась себе, только что — впервые в жизни — заговорившей с заинтересовавшим меня незнакомым человеком на улице. Обычно благовоспитанность моя простиралась так далеко, что нескольких коротких снайперских взглядов в направлении интересующего субъекта было вполне достаточно.

Полы пальто и концы шарфа «разночинца» развевались от мощных порывов ветра. Я втянула голову в плечи. О, летние подмосковные вечера, рождественские солнечные дни с гимназистками румяными, золотая осень — мифические явления, метафоры и гиперболы песенного фольклора. На самом деле в Москве всегда свинцовое небо, дождь и пронизывающий ветер — всякий раз я вижу этот город именно таким.

— «Найдет тепло прохожему, а деревцу — земли», — пробормотала я нараспев, подражая невесомому голоску Татьяны Никитиной.

— Что, простите? — наклонился ко мне «разночинец».

— Холодно, — ответила я. — Я пытаюсь согреться магическим способом, напевая песню о теплой Москве. Просто напасть какая-то — как приезжаю, тут же портится погода.

— Приезжаете откуда? — неподдельный немосковский интерес.

— Город Пермь, — ответила я, готовясь терпеливо ответить на вопрос: «А где это?»

Название моей малой родины не на слуху у среднестатистического россиянина. Предельно высокая концентрация военных заводов на квадратный километр не позволяла в советские времена упоминать его даже в прогнозе погоды. Город «открыли» еще в начале перестройки, но в нем до сих пор не произошло ничего интересного.

Однако «разночинец» не выказал неосведомленности, и это мне понравилось.

— А вы? Вы конечно же москвич?

— Нет… — Он чуть помедлил. Казалось, старинное название несуществующего города, вроде Малоги, в незапамятные времена затопленной Рыбинским водохранилищем, сорвется сейчас с его губ. И тогда никуда не денешься, придется спрашивать, где он припарковал машину времени. Но он сказал только: — Я жил много где. А здесь сейчас работаю. — Он бросил быстрый взгляд в сторону, где скрылся его сердитый знакомец. — Да, кстати…

Он извлек визитку, где под эмблемой — белые крылья в синем звездном небе — было написано: «Международный центр содействия культурному развитию» и ниже четыре слова: «Серафим Пичугин. Литературный консультант». Номер телефона, номер мобильника, адрес электронной почты.

— Какие совпадения случаются, надо же… — пробормотала я, разглядывая визитку.

И продолжила, что тоже занимаюсь литературой, хотя, строго говоря, я музыкант и литератором себя не считаю. А зовут меня Ириной, и нахожусь я в Москве потому, что здесь только что закончился литературный семинар, на который меня пригласили, ибо я выиграла конкурс, впрочем, это было случайностью…

Мы влились в поток входящих в стеклянные двери «Олимпийского», и я, прекратив сбивчивые речи, устремилась вдоль прилавков, отыскивая глазами последнюю книгу Паоло Коэльо. Я не знала названия, но была уверена, что опознаю ее методом исключения — все ранее вышедшие его книги я уже читала.

— Господи, — слегка поморщился Серафим, — искать здесь Коэльо! Да зачем он вам?

Я сказала что-то о философских и эзотерических темах, которые привлекают меня в творчестве самобытного писателя, но Серафим отрезал:

— Это эзотерика для бедных.

«Ишь ты…» — подумала я, а вслух сказала:

— А вы что здесь ищете?

— Натана Агоряна.

Я пожала плечами. Серафим уже открыл рот, намереваясь просветить меня, но не успел.

— Фимка-а! — Пронзительный крик, перекрывая гул голосов, ввинтился в плотный от духоты воздух. Расталкивая людей локтями и коленями, к нам двигалось юное существо неопределенного пола, чьи волосы, выкрашенные в огненный цвет, наполовину скрывали лицо, а красная куртка была исполосована поперечными разрезами, сквозь которые поблескивала черная подкладка. Серафим нервно сжал губы и, не оборачиваясь, взял в руки первую попавшуюся книгу. Существо повторило крик и повисло на его плече, отдувая со лба обильную челку и пытаясь заглянуть в глаза. — Ну куда ж ты пропал? Ты обиделся, что ли, ангел мой? — услышала я. — О, какой прикид! Очечки, что-то малиновенькое… славно… Ну скажи мне хоть слово, я хочу слышать тебя.

— Нам не о чем разговаривать.

— Да неужели?

Будучи по природе человеком деликатным, я отступила назад, и медленный поток книголюбов понес меня прочь. С той стороны, где остался Серафим, раздался хрипловатый девичий хохот, быстро поглощенный душным гулом ярмарки.

Купив томик Коэльо и аккумулировав некоторое количество тепла, я вышла на воздух. Окружающий пейзаж показался мне еще более удручающим и мрачным. Не оттого, что общение с необычайно заинтересовавшим меня человеком было так быстро и бесцеремонно прервано, а оттого, что разговор вызвал к жизни черные мысли, окончательно затмившие серенький цвет московского неба.

«Занимаюсь литературой»… — усмехалась я криво и зло. — Не «пишу», а именно «занимаюсь литературой»… Сказала чистую правду. Много лет подряд «занимаюсь литературой» и думаю, что занимаюсь на самом деле ерундой.