— Есть люди — их немного, — подобно вам способные противостоять Великому Заклятью. Арника — из них… Она должна быть с вами. Ваш внутренний огонь и ваша сила должны соединиться с ее добротой и от этого умножиться многократно. Вы — пламя, она — ветер, и только вдвоем вы сможете выжечь из Королевской Книги запись о Великом Заклятье. Это можно сделать лишь в Даугтере — там сейчас отворена дверь в пространство, где исполняется ваша судьба. Книгу принесете в башню замка… на карте маленький красный квадрат…
Он прервался, тяжело задышал сквозь зубы.
— Что мы должны сделать? — Терн наклонился к нему ниже.
— Вдвоем сожжете первую страницу… Это не обычный огонь… Он внутри… Вы — пламя, она — ветер…
Речь Таора становилась прерывистой и бессвязной, ему было все труднее удерживать ясное сознание. Арника, только было успокоившаяся, вдруг услышала, как откидывается льняное покрывало, попыталась забиться подальше в угол, но не успела — жесткая, сильная рука ухватила ее за лодыжку. Терн вытащил ее, брыкающуюся, растрепанную, с клочьями паутины в волосах, крепко поставил на ноги и прорычал:
— Знахарку сюда!
Убегая, Арника услышала, как прорезают податливый воздух его слова:
— Будь я проклят, если позволю тебе умереть!
Все дальнейшее слилось для Арники в длинную ленту — беготня с кувшинами вина и воды, темными стеклянными бутылочками настоек, маленькой жаровней и чистым полотном для перевязки; окровавленные руки Выуяви, снующие над ранами, ее быстрое бормотание на тайных языках и стоны Таора; острые запахи боли и опасности; голос Терна, от которого уже нельзя было спастись под кроватью, потому что Выуявь поминутно кричала: «Принеси!», «Подержи!», «Посвети!», «Да поворачивайся же, корова!». Арника двигалась так быстро, что сама не могла уследить за своими движениями, и поэтому иногда делала совсем не то, что требовалось. Выуявь тогда молча давала ей оплеуху, и Арника на мгновение переставала понимать, где верх, где низ. Казалось, это не кончится никогда, но это кончилось.
…Она стояла в кухне и медленно окунала лицо в бочку с водой. В момент, когда лицо встречалось со своим колеблющимся отражением, Арника задерживала дыхание и оставалась так до тех пор, пока не начинало казаться, что можно дышать водой как воздухом. Она знала, что это обман, но делала вид, что верит воде и вот-вот вдохнет ее, и только в самый последний момент запрокидывала голову, хватая воздух широко открытым ртом. За этим застал ее Мзымвик, вошедший с грудой грязных оловянных мисок. Однако он не стал, по своему обыкновению, восклицать: «Да что это за девка!» — брякнул миски на стол, как-то особенно взглянул на нее и сказал:
— Иди, государь Антарский тебя зовет.
Терн сидел за столом среди своих людей и пил вино. Все молчали, в тишине даже легкий звук шагов Арники прозвучал слишком громко. Она смотрела себе под ноги и ждала момента, когда все вокруг исчезнет и останется только Терн, отражающийся в ней как в зеркале. Однако вещи и люди оставались на своих местах, и только прозрачная стена вокруг Арники медленно теряла плотность, пока не исчезла совсем. Тогда она подняла лицо.
Что-то происходило с ними обоими, Арника растворялась в Терне, как соль в воде. Каждый из них мог думать как другой и смотреть его глазами. Прошлое каждого стало вдвое больше, потому что он мог заглянуть в память другого как в свою собственную. Арнику овеяло горячим, пряным ветром, и она очутилась в воспоминаниях Терна, среди несказанного простора и света, где резные башни золотились высоко в ослепительном небе, а над ними трепетали огромные, нежные лилово-зеленые полотнища знамен. На самом дне памяти, едва различимый, плыл мотив, спетый женским голосом. Прямо на нем покоились первое прикосновение к рукояти меча, отполированной ладонями отца и деда, и непомерная гордость человека, рожденного повелевать и защищать. Их окутывал дальний звон металла и гул земли — звук всех его сражений и побед, и, если вслушаться, можно было попасть в любую из битв. Причудливо вился долгий вкус ледяного вина, перемешанный с дымом праздничных костров над рекой, сливались в пестрые пятна летние травы под копытами коня, белого как птица. Накатывал сладкий и тревожный запах иноземной ночи. Звучали сотни имен и голосов, мелькали сотни лиц живых и мертвых людей, волны их обожания захлестывали Арнику, такие же сильные, как волны ненависти, и она поразилась тому, сколько человек жаждало убить Терна и сколько их заслоняло его собой от смертельных ударов. Там было и ее собственное лицо, и ее имя, удивляющие своей незнакомой, неправильной красотой.
Внезапно Арнику ударила боль и бессильная ярость. Спускаясь по скользким от крови ступеням, она несла на спине кого-то, и этот кто-то хрипел: «Оставьте меня, государь, я прикрою, я еще смогу…» Впереди шел еще один человек, и, когда он обернулся, Арника узнала в нем Таора. Видение заволокло дымом, остался только запах крови, резкий, как крик.