Полина почти ворвалась в кабинет — глаза ее сияли. За спиной своей королевы Демьян разглядел взволнованных придворных дам во главе с леди Мириам, но дверь закрылась. Видно было, что Полина успела забежать в покои, переодеться в светлые брюки и блузку, заплести волосы в традиционную женскую прическу — две косы вокруг головы. Очевидно, ей хотелось броситься ему навстречу, но она застыла на входе, выпрямившись и улыбаясь, и только подрагивающие ноздри показывали, как ей тяжело дается следование этикету.
Демьян поднялся, — присутствующие тоже встали, склонили головы, — а он пошел к ней, поцеловал руку, коснулся губами губ.
— Я так рада, — шепнула она с нежностью.
— И я, — не покривил он душой. — Хотя это я должен был встречать твое пробуждение. Прости, заработался. Присоединишься? Нужно закончить, Полина.
— Конечно, — сказала она с живым любопытством и проследовала за ним во главу стола.
Совещание закончилось. Все это время Полина слушала внимательно, безо всякого нетерпения и нервозности, не поворачиваясь к Демьяну, но он явственно ощущал то восторженное тепло, которым она окутывала его каждую их встречу. Бермонт подождал, пока выйдут министры, встал. Как только за последним захлопнулась дверь, Полина уселась на стол, потянулась к его величеству поцеловать — и все дела и разговоры вылетели из его головы. Они долго бы целовались, наверняка нарушая несколько бермонтских традиций сразу, если бы в дверь не постучали.
— Барон фон Съедентент проснулся, — доложил Свенсен, с должной выдержкой не обращая внимания на раскрасневшуюся монаршью чету. — Говорит, что необходимо поесть, и он готов отправляться обратно. Ему уже накрывают обед.
— Благодарю, Хиль, — кивнул Демьян. — Тогда мы с супругой тоже успеем пообщаться за трапезой.
Свенсен поклонился и вышел.
— Барон здесь? — удивилась Полина, заглядывая мужу в глаза. Руки ее ожили — поглаживая его по груди, по плечам, без всякого чувственного контекста. Просто ей было приятно его касаться.
— Мне нужно было подпитать алтарный камень, — объяснил Демьян, вновь обнимая ее. — Фон Съедентент — один из немногих, кто в нынешнее время способен открывать устойчивые Зеркала. Пришлось его рекрутировать. И вот, — он достал из ящика письмо, — это тебе.
— Значит, ты был в часовне… — пробормотала она рассеянно, пробегая взглядом по строчкам. По мере чтения она улыбалась все сильнее, подняла взгляд на него и не выдержала, засмеялась.
Он не удивился — Поля часто реагировала неожиданно.
— Знаешь, каково это — единственной во всем мире знать, какой ты на самом деле романтичный, Демьян?
— И каково? — улыбнулся он. С ней он легко улыбался.
— Восхитительно, — шепнула Полина и снова потянулась поцеловать его. Отстранилась — теперь на ее лице читалась работа мысли.
— Скажи мне, — проговорила она неуверенно. — Нам обязательно обедать во дворе?
— А где ты хочешь? — ответил Бермонт, наслаждаясь этими безмятежными минутами.
— В часовне, — сказала она, и его сердце кольнуло болью от ее прямого взгляда. — На алтарном камне. Твой отец не обидится?
Демьян покачал головой.
— Хлебосольные пиры милы ему, Полюш. Он радуется, когда перед ним вкушают плоды земли. И я пойду с тобой, если тебе это нужно. Но скажи мне, зачем?
Она так и не отводила взгляда.
— Я хочу сделать часовню местом нашей радости, Демьян. Закрыть старое новым. Понимаешь?
Он на миг закрыл глаза — от благодарности, от восхищения силой ее духа, и потому, что вина, боль и ненависть к себе заставили горло сжаться, а глаза — подозрительно зачесаться.
— Каждый раз я думаю, что не могу любить тебя сильнее, Поля, — сказал он сдавленно. — И каждый раз ошибаюсь.
Демьян вел ее в часовню за руку — и чувствовал, как холодеет и влажнеет ее ладонь. Он, вдыхая запах яблок, поклонился Великому Беру, взирающему на них из сияния цветущих мхов, и увидел, как кланяется Полина. Он достал из собранной им корзины скатерть и накрыл мхи алтаря, а затем расставил простые блюда, и хлеб, и флягу с морсом, и пару бокалов.
А затем они, усевшись друг напротив друга прямо на пол, обедали — и было тепло в часовне, сладостно пахнущей яблоками, и мирно было в ней. Демьян рассказывал про то, почему ему пришлось срочно возвращаться в Бермонт и почему он не может задержаться, рассказывал про наступление, про жизнь в военном походе.
Полина, поначалу напряженная, отвлекалась, расслаблялась, кивала… забывая где они, что здесь было. А затем начала задавать вопросы, говорить про себя — и про организацию женских отрядов самообороны и помощи полиции, и про подготовку открытия школы целительниц, и про стажировку в отделе госбезопасности под руководством генерала Ульсена. Воистину, ей не хватало этой нагрузки и множества дел, куда можно было направить свою энергию. Глаза ее горели. Полина поймала его взгляд, запнулась.
— Что такое? — настороженно спросила она.
— Мне хорошо с тобой, Поля, — просто ответил Бермонт.
Она повеселела, допила морс, поднялась и стала составлять блюда в корзину. Поддразнила:
— Не боишься, что увлекусь и буду пропадать на работе?