— Тех, что заключены в трех вулканах? — жалостливо ахнула Алина. — Это храм одного из старых богов, — быстро перевела она Чету. Взгляд дракона стал внимательным.
— Но как вас не уничтожили? — поинтересовался Тротт. — Как терпят у самых порталов?
Хранительница снова повела рукой, приглашая спускаться за ней.
— На этой равнине произошла битва наших богов с богами-чудовищами, — сказала она. — Раньше здесь был огромный город Теснаёро́к, стоявший на большой реке, которая впадала в море. Мы потомки людей, которые жили в том городе. А на этом месте стоял храм Ге́ра-Солнца. Во время битвы город и почти вся земля вокруг были сожжены страшным оружием одного из чудовищ, но Ве́та-Океан, уже побежденный, уронил сюда свой щит и часть доспеха, и земли вокруг храма были спасены. Наши боги побеждены, но щит их и храм еще действуют, отводят врагов. Вокруг равнины и на ней самой много мест, где лежат осколки доспехов и оружия наших богов. И никак богам-чудовищам не уничтожить их, слишком много сил нужно потратить.
Принцесса неуверенно и вполголоса переводила дракону то, что понимала сама. Когда она останавливалась, хмуря брови, Тротт подсказывал нужное слово. Следующие за хранительницей и незваными гостями местные тоже переговаривались, и по доносившимся обрывкам речи Макс понимал, что обсуждают их.
— Наш народ, тимавеш, живет только здесь, — продолжала рассказывать Одекра. — Остальные осколки слишком малы для поселения или вовсе лежат под землей, давая начало ручьям целительной силы. Один такой протекает там, где вы вошли в наш лес. Но рядом с малыми осколками можно спрятаться от наемников на охонгах, и там действует наша сила, сила Хи́ды-Роженицы.
— Управление растениями? — уточнил Макс заинтересованно.
— Верно, ношеди, — благосклонно кивнула хранительница. — Хида — старшая богиня, мать младших богов и всего живого, благодаря ей родят и травы, и звери, и люди, а храм ее стоит на краю защищенного леса. Он наполовину был спален огнем из огненного колокола чудовища Девира. Так сильно его оружие, что камни горели как бумага, а земля вспыхивала как сухое дерево. Мы, неши, потомки жриц Хиды, которые служили при храме. Служители всех богов обладали особой силой, но только у старшей богини осталось достаточно мощи, чтобы наделять нас умениями до сих пор. Однако и она иссякает.
— Спроси, как помочь богам, — прервал Четери перевод принцессы. — Должно быть предсказание.
Алина запнулась, соображая, и вопрос задал Тротт.
Хранительница выслушала и удивленно повернулась к дракону.
— Откуда ты знаешь, что есть предсказание?
— Они всегда есть, — хмыкнул Чет в ответ на перевод Макса. — И везде. В какую деревню ни зайди, любую собаку спроси — набрешет тебе предсказание.
Жрица недоверчиво молчала, на ходу оглядывая Четери, и сопровождающие тоже насторожились, затихли. Юная колдунья, ранее шушукавшаяся с соплеменниками, и вовсе отступила назад. И Тротт решил немного подправить перевод.
— Он говорит, что такие великие боги не могли не дать предсказание своим верным детям, — объяснил он. — И что у него от благоговения не хватает слов.
Алина закашлялась, закрыв лицо руками. Хранительница, ласково потрепав ее по плечу, благосклонно кивнула Чету и направилась дальше, успокоившаяся свита и гости — за ней. Они спускались вниз по пологому склону по тропинке, которая в долине превращалась в широкую дорогу, вьющуюся меж озер-осколков. По ней сновали люди, ездили легкие телеги, запряженные какими-то пушистыми животными размером с барана. На склонах долины и за изгородями вокруг очень широких папоротников, бродили козы и те же тягловые животные, крупноватые для местных коз. Кое-где меж листвы поднимались дымки, как от печных труб, но домов Тротт по-прежнему не видел.
— Ты прав, предсказание есть, — заговорила наконец хранительница. — Еще когда звезды на небе не были скрыты пылью после войны, еще когда оставались в живых служители Гера-солнца, умеющие читать будущее по звездам, на хрустальной таблице солнечным пером было записано, что наши боги смогут освободиться только после того как чудовища уйдут в другой мир.
— Логично, — пробормотала принцесса разочарованно. Макс взглянул на нее — на лице ее читалась жалость. Четери хмурился.