Королевская кровь

Рене не осмеливалась отвести взгляд от своего пленника. Он приходил в себя. С души девушки словно камень свалился. Майкл был очень сильным. Он выжил после удара ножом в печень и отравления серебром. Ее deletoris, поклявшиеся беспрекословно выполнять все распоряжения принцессы, с величайшей осторожностью перенесли юношу на борт лодки, а уже оттуда — на каравеллу. Он был ее личным пленником, и ничьим больше. Доставив Талисман кардиналу Медичи и Длинноносому, она сразу же отпустит Майкла на свободу.

Небольшой кораблик содрогнулся под ударами волн, выйдя из Темзы в Ла–Манш. Рене пошире расставила ноги на качающейся палубе, готовясь к неизбежной схватке. До рассвета оставалось еще около часа, но ведь солнечный свет на этого вампира не оказывает никакого действия! Он проснется и начнет рвать и метать, как огненный дракон, одурманенный, обманутый и преданный. Его ярость и жажда крови будут направлены только на нее одну. Так что ближайшая неделя, в течение которой она рассчитывала добраться до берегов Франции, станет для нее очень долгой.

Огоньки свечей, подмигивающие в металлическом светильнике, подвешенном к потолочной балке, озаряли смуглое тело, простертое на кровати. Руки и ноги Майкла были прикованы к четырем столбикам в ногах и изголовье. Она сама, своими руками уничтожила все, что было между ними. И стоила ли игра свеч? Правильно ли она поступила? «Справедливый поступок позволяет чувствовать себя уверенно», — утверждал великий Софокл. Уж лучше пусть Талисманом завладеет кардинал Медичи, чем всесильный владыка Геспер.

Майкл застонал. Ресницы его задрожали, он старался сбросить с себя дурман забытья. Юноша пошевелился. Недоуменно моргая, он уставился в потолок, нахмурился, приподнял голову и огляделся по сторонам.

Рене молчала, напряженная и испуганная, стоя спиной к двери и сжимая серебряный кинжал. Она затаила дыхание, ожидая, что сейчас он заметит ее — и проклянет на веки вечные.

Мышцы живота у нее болезненно сжались, когда бирюзовые глаза впились в нее, подобно отравленным стрелам.

— Рене… — Голос Майкла прозвучал хрипло, с надрывом. — Что… что происходит? — Он не мог говорить, а она не могла ответить. Юноша с усилием вновь приподнял голову и взглянул на себя. Он был бос, без оружия, из одежды на нем оставались только рубашка и короткие панталоны, а руки и ноги его были прикованы к столбикам кровати. — Я… я в кандалах?

— Серебряных.

На его красивом лице появилось выражение невероятного изумления. Он отказывался верить своим ушам.

— И после всего ты так поступила со мной?

Ей понадобилось все ее мужество, чтобы не отвести взгляда. Если бы она это сделала, то проявила бы слабость, дала бы ему понять, что ее терзают угрызения совести. Рене не могла позволить ему догадался об этом. Но, заметив, как он вытягивает шею, чтобы видеть ее, она сжалилась и подошла поближе, чтобы подложить ему под голову еще одну подушку.

— Хочешь вина?

Девушка в испуге отшатнулась, когда он рванулся и загремел цепями, стараясь освободиться.

— Проклятье! Чертова интриганка! Освободи меня! — Он взвыл от боли, когда серебряные кандалы на лодыжках и запястьях впились ему в плоть.

— Лучше лежи спокойно и не шевелись, — посоветовала ему Рене. — Серебро — это, конечно, не железо, но оно обожжет тебе кожу, и ты вновь можешь потерять сознание.

— Ты меня отравила и заковала в кандалы? — Майкл не мог прийти в себя от изумления и шока. — И как давно ты обо всем догадалась?

Сердце ее превратилось в кусок льда. Она медленно умирала внутри. Она могла освободить его, испытав при это невероятное облегчение. Но, увы, она ничего бы этим не добилась. Майкл попросту исчез бы вместе с Талисманом и доставил его своему лорду Гесперу.

— Рыцарский турнир. Уже тогда ты знала, кто я такой. Ты знала, в чем причина моей проклятой болезни — и не сказала мне ни слова! Это жестоко.

Рене не могла больше видеть свое уродливое отражение в его обвиняющих глазах и отвернулась. Жестоко. Одним–единственным словом он сполна выразил то, что она сделала и что чувствовала. Жестокая Рене, не своевольная и не упрямая, а жестокая и бездушная. Холодная и бессердечная. Сейчас она ненавидела себя всей душой.

В его хриплом смехе прозвучала горечь.

— Интересно, а был ли еще какой–нибудь идиот при дворе, по мимо меня, кто не гонялся бы за Талисманом?

— Но ведь ты тоже охотился за ним.

— Не совсем так. Я не понимал, что делаю. Да, признаю, ты поступила чертовски умно, очаровав невежественного вампира, распустившего перед тобой перья! Ваше усердие достойно всяческих похвал, мадам. Вы не стали ограничиваться полумерами, а пошли до конца с упорством и недюжинной ловкостью, не остановившись даже перед тем, чтобы пожертвовать своим роскошным телом, лишь бы завоевать ценный приз… Я бы поаплодировал вам, не будь у меня связаны руки.

— Ты издеваешься надо мной, а ведь я никогда не позволяла себе ничего подобного по отношению к тебе.

— Я не смеюсь, Рене. Я сходил с ума от любви к тебе. А ты разбила мне сердце.