Королевская кровь. Книга 4

Вторник, Иоаннесбург — Маль-Серена, Стрелковский

Капитан Люджина Дробжек первый раз в жизни собиралась на море. Игорь Иванович рано утром уехал в Управление, доделать срочные дела, и нужно было быть готовой к одиннадцати, чтобы ехать к телепорту. Все процедуры провели сжато, виталист обрадовал ее тем, что восстановление подходит к концу, и вот когда она боролась со сном после сеанса виталиста и собирала вещи, ей позвонил Тандаджи.

— Слушаю, господин полковник, — сказала она, едва удерживаясь от того, чтобы не зевнуть.

— Капитан, — сдержанно проговорил начальник разведуправления, — я ознакомился с вашим отчетом по Стрелковскому. Я согласен с вами, что его душевное состояние крайне неустойчиво. И меня это беспокоит. Я не могу себе позволить потерять специалиста с таким опытом. Помните, о чем мы с вами говорили перед вашим назначением?

— Конечно, — спокойно ответила Люджина. — Я делаю, что могу.

— Мало делаете, — с суховатым сожалением проговорил он. — Я жду от вас более активных действий. Лыжи — это прекрасно, но это не убережет его от срыва.

— Говорите прямо, — попросила капитан. Сон от неудобного разговора как рукой сняло. — Что вы приказываете? Реабилитация после выгорания — длительный процесс, господин Тандаджи. И очень тонкий, нельзя в лоб заставлять человека жить. Это вызывает агрессию и противодействие.

— Вы же женщина, — уклончиво ответил тидусс, — вам доступны особые методы убеждения.

— Вы предлагаете мне спать с ним? — прямо спросила Люджина. — Извините, господин полковник, но подобные услуги в наш договор не входят.

— Мне все равно, как вы добьетесь цели, — ледяным тоном сказал Тандаджи. — Мне нужен на этом месте стабильный человек. Если понадобится добиваться этого привязкой через постель — значит, вы это сделаете. В Управлении нет места сантиментам, капитан Дробжек. Это вопрос государственной безопасности.

— Я найду другие способы, — ровно ответила она.

— Уверен, что найдете, — почти добродушно произнес тидусс. — Хорошего вам отдыха, Люджина.

Маль-Серена встретила Стрелковского и Дробжек теплом, ослепительным солнцем, голубым ясным небом, обилием зелени, запахов и звуков. Им сняли дом в гостиничном комплексе недалеко от дворца царицы. Дом стоял прямо на берегу моря — и Люджина, оглушенная окружающим великолепием, сразу по прибытии пошла к воде и там и застыла, глядя на поблескивающую солнечными пятнами лазурную гладь, шумную, беспокойную, с кружащимися над ней крикливыми чайками, чьи пронзительные голоса так хорошо вплетались в ровный морской гул, с далекими белоснежными яхтами, рыбацкими лодочками и тяжелыми, важно и почти незаметно двигающимися большими кораблями.

— Дробжек, вы что, плачете? — с недоумением спросил Стрелковский, подходя к ней. Она стояла почти у самой кромки воды — пошла сюда не переодевшись, прямо в грубых ботинках и дорожной одежде, только куртку скинула.

— Извините, — пробормотала она и ладонью вытерла щеки. — Я никогда не была на море, Игорь Иванович. Это совсем другое, чем по телевизору. Это же счастье!

— Вы меня поражаете, — сказал он с мягкой насмешкой, — вы не рыдали во время первых реабилитационных занятий, предпочитая падать в обморок, а здесь вот — пожалуйста. И когда в драке получили синяки и ушибы — тоже не плакали.

Она снисходительно посмотрела на него синими глазами, тряхнула вихрами отрастающих волос.

— Это совсем другое, Игорь Иванович, — капитан присела, потрогала воду и стала разуваться. — Смотрите, как красиво. Неужели вы не видите? Это же невозможно выносить как красиво. А воздух какой, — она глубоко вздохнула. — Он совсем другой, легкий, вкусный.

— Говорят, воздух на Маль-Серене напоен любовью, — сказал Игорь, наблюдая за ней. — Но, по-моему, это ухищрения рекламы.

Люджина сняла ботинки, потянула с себя свитер, начала расстегивать рубашку.

— Нет, — сказала она и остановилась, снова глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Здесь пахнет детством. Как у бабушкиного дома. Или маминого. Когда долго отсутствовала и возвращаешься домой — туда, где тебя всегда любят и ждут. Да вы сами прислушайтесь к себе, шеф. Подышите. Это какое-то местное волшебство, не иначе.

Стрелковский пожал плечами, вздохнул раз, другой. Пахло солью и водорослями, теплым деревом и цветами, чуть тянуло какой-то сладкой выпечкой, будто где-то рядом готовили. Пахло правда необычно… и знакомо. И он вдруг вспомнил этот запах. Ее запах.

Сердце заныло, и он поморщился, посмотрел на раздевающуюся напарницу, чтобы отвлечься. Крупная, да, но очень гармонично сложена, очень плотно сбитая, с крепкими мышцами. Небольшой живот, крупная грудь, крепкие руки и ноги. Никакой рыхлости, но и не перекачанная — мышцы не бугрятся, тело сдобное, с мягкими линиями.

Она потянулась к бюстгальтеру, и Игорь очнулся.

— Люджина, — спросил он недоуменно, — что вы делаете?

Она с удивлением посмотрела на него.

— Плавать пойду, Игорь Иванович.

Она уже расстегнула застежку и теперь, после его вопроса, застыла со спущенными лямками.

— Без одежды?

Капитан моргнула, что-то соображая, и вдруг отчаянно покраснела. Всем телом. От груди до пальцев на ногах.