Королевская кровь. Книга 4

— Саш, — проговорила она устало. — Скажи мне. Скажи. Ты-то как думаешь, хватит его для верности, если я окажусь в его постели? Только честно, Санечка. Честно. Без слов о неземной любви. Эта любовь ничуть не мешает ему опылять герцогинь и встречаться с принцессами. И никогда не мешала. Удобная такая любовь, — закончила она с внезапной злостью. Ну что? Веришь, что со мной — и навсегда?

Свидерский нахмурился и исподлобья глянул на бывшую любовницу. Вздохнул и покачал головой.

— Вот и я так думаю, — Виктория закрыла глаза, потянула руки к вискам. — Это уж не говоря о том, что я не вижу себя с ним. Я как представлю — мне страшно становится.

— С Максом видишь? — поинтересовался Алекс, наблюдая, как она мнет себе лоб, крутит пальцами по вискам.

Пришла ее очередь качать головой.

— Он меня хорошо… охладил, Саш. Трудно желать мужчину, который скорее себе отморозит все ниже пояса, чем по своей воле притронется к женщине. Мне его жалко, но я понимаю, что ничего не сделать уже. У него свой путь. Да почему я вообще должна быть с кем-то? Мне и одной хорошо. Я уже слишком долго живу, чтобы менять свой комфорт на неудобного мужчину. Зачем мне что-то постоянное? Да и замужем я уже была, ничего хорошего там нет.

Он поднялся, налил в бокалы красного вина и подал один ей.

— Об одном жалею, — тускло сказала Виктория, пробуя сладкое вино. — Что ребенка не родила. Недавно я это поняла, Сань. Когда мы вдруг заговорили о конце света. Сейчас бы забеременеть — да хоть от тебя. Но, боюсь, уже поздно. Но если вдруг справимся — не откажешь ведь, да?

— Не откажу, — усмехнулся Алекс. — Если ты к тому времени все еще будешь жаждать меня в потенциальные отцы.

— А кого еще? — удивилась она. Свидерский молча глотнул вино и небрежно пожал плечами. Сами пусть разбираются. Уж шестьдесят лет как не маленькие. Хотя отношения этих двоих всегда ставили его в тупик.

Ему с Викой всегда было легко и разговаривать, и молчать. Наверное, она была ему ближе всех. Роднее. Вот и сейчас они пили вино, перебрасывались короткими репликами и по большей части молчали — а потом Виктория и вовсе задремала в кресле. Он не стал ее будить. Взял из ее руки бокал, осторожно перенес на кровать — и ушел спать в гостевую комнату.

Они все познакомились на первом курсе. Молодой и щеголеватый Александр, выпускник одной из лучших школ Рудлога, легко сдавший экзамены в Университет. Макс — тощий, невысокий, рыжий и при этом обладающий странным воздействием на девушек — они ему чуть ли не в рот заглядывали. Да и с девственностью он расстался через месяц после первого занятия, с одной из четверокурсниц. Это потом он вытянулся, нарастил мышцы и стал не слабее самого Свидерского. А тогда глянуть без слез было невозможно. И занятия давались ему трудно — при сильном даре он долго доходил до решений, упорно сидел над учебниками и даже с похмелья ухитрялся зубрить формулы и тренироваться.

Михей, живший в городке недалеко от границы с Блакорией. Светловолосый и зеленоглазый, сильный и вспыльчивый — у них с Александром все эти годы шла негласная борьба за лидерство, хотя они часто стояли спина к спине и верили друг другу как себе. Но Свидерского признавали за вожака остальные, а Михея он уважал и никогда ни словом, ни делом не давал ему почувствовать себя на вторых ролях. Севастьянов, в противовес спокойному Александру, был быстро загорающимся, любопытным, страстным — казалось, не было на свете вещей, которые его не интересовали.

И Мартин. Тяжелокостный, нищий и худой блакорийский барон. Если Макс был тощим, но не голодным, то у этого были впавшие щеки и взгляд ничего не боящегося зверя. Фон Съедентент был наглым, как сотня диких котов, мрачным и огрызающимся. Их поселили вчетвером, и в первый же день Март ухитрился подраться с Михеем.

— Это моя кровать, — сказал ему Севастьянов, когда вернулся и увидел, что его место занято новеньким.

— Девочки спят у стеночки? — издевательски вопросил барон. Получил в челюсть, со свистом сплюнул кровь и полез в драку. Досталось и Максу, который решительно сунулся их разнимать — «не лезь, малыш» — рявкнул Март и приложил его лицом об шкаф, и Алексу, не оставшемуся в стороне. На драку прибежал комендант, и быть бы четверке отчисленной, не начав обучение, если бы не решение ректора университета, каким-то шестым чувством унюхавшего в покрытых синяками, со злостью поглядывающих друг на друга парнях будущих светил магического мира.

Однако это не помешало Старову наложить унизительное взыскание. Алмаз Григорьевич на расправу всегда был скор и крут. Почти семестр они драили помещения университета и общежития, старательно игнорируя друг друга и слушая насмешки каменов. На ругань сил уже не оставалось, все уходило на учебу и уборку. Зато они косились друг на друга, подмечали успехи и до красных мушек в глазах учились, пытались превзойти соперников.

По окончании наказания, получив отличные оценки, они дружно напились, обнаружили, что ненависть и злость прошли — труд объединил их, а лучшие показатели вознесли на вершину курса, сделав предметом восхищения.