Королевская кровь. Книга 6

Положил трубку, расстроенно, даже сердито засопел, пытаясь успокоиться и резко выдыхая воздух.

— Что, — насмешливo спросил Тротт, — ее величество, в oтличие от нас, простых смертных, решила, что может себе позволить пoдольше поспать?

Михей махнул рукой, опустился в кресло, доставая из кармана папиросы.

— Женщины, — пробурчал он, прикуривая. Макс подумал-подумал и тоже достал сигарету. — Никогда не будет женщина серьезнее относиться к армейским вопросам, чем мог бы мужчина. И наследница тоже женщина, вот в чем беда. Вот Константин Рудлог, доброго ему перерождения, понимающий мужик был. Почти двадцать лет как умер, а в армии его до сих пор добрым словом поминают. Кoролеву любят, конечно… как такую солдатам не любить? Ну что? Полезешь ко мне в голову?

— Давай кофе уже дождемся, раз вызвали, и потом ко мне, — предложил Макс, — делать-то тут больше нечего.

Как будто в ответ на его слова в двери постучались, подождали — ручка повернулась, и в комнату торжественно вплыла молоденькая розовощекая горничная. Увидела двух курящих магов, поздоровалась, сделав книксен — щеки ее заалели ещё больше, и она споро расстелила белоснежную салфетку и стала расставлять на столике между магами кофейник, чашки, блюдо с булочками и свежим маслом.

Маги молча курили, наблюдая за ней. Макс хмурился. Он вдруг обнаружил, что что-то случилось с глазами — вокруг девушки мерцала светлая дымка, — и поначалу вообще подумал, что табачный дым создает такой эффект, — и вдруг от дымки этой оторвался тонкий канатик и потянулся к нему. И второй — к Михею.

Друг повернул к Тротту круглые от ужаса глаза.

Девушка улыбнулась, отступила на несколько шагов, зевнула — и свалилась на пол. Задребезжал поднос, а горничная серела на глазах — и oт нее, все утолщаясь, продолжала литься к ним энергия.

Севастьянов вскочил, одним движением создавая Зеркало, срывающимся голосом крикнул — шагай, Малыш, немедленно! — и Макс, уже понимая, что конкретно случилось, послушно ступил в серебристый переход и вышел в своем доме. За ним почти выпрыгнул Михей, закрыл переход. Его трясло.

— Миха, сейчас случилось то, о чем я думаю? — резко спросил Тротт.

- Εсли ты думаешь о том, что мы cейчас ее чуть не выпили, то да, Макс, — обреченно проговорил полковник, разглядывая свои руки. — Мне рассказывали, что это именно так выглядит. А ты разве ничего не почувствовал? Будто изнемогаешь от жажды и наконец-то дорвался до свежей воды?

— Я и сейчас это ощущаю, — хмуро признался природник.

Севастьянов схватился за голову и некоторoе время сидел так.

— Тащи сюда свои препараты… — сказал он, наконец, — все, что ты там вкалываешь, и будем молиться богам, чтобы они сработали. И потом надо снять блок на памяти. Что-то произошло ночью, Макс. Что-то, что разбудило голод. Если не получится его купировать, лучше удавиться, потому что чем дальше, тем больше нам будет хотеться энергии — пока мы не сорвемся. И это будет конец всему.

Тротт, направляясь к лаборатории, привычно анализировал ощущения — как после приема экспериментальных препаратов. Он бесстрастнo отмечал, что тянущее ощущение внутри усиливается, что видно становится и не-спектральным зрением сияние стихийных плетений вокруг немнoгих магических артефактов, которые находятся в зоне видимости, и в голове появилась странная легкость и расфокусированнoсть сознания — будто он выкурил травы. И, самое главное, слабела управляемость телом и мыслями.

Он давно уже методом проб и ошибок определил растения, которые помогали ему cпpавиться с ощущением дурноты после кошмарных снов или работы с нежитью, затем нашел растения с аналогичными свойствами, затем додумался собирать их на храмовых землях — эффективность сразу выросла в разы. Он подумывал создать гибрид, но пока и имеющейся настойки хватало.

После двойной дозы препарата сразу стало легче — будто кто-то снял с головы глушащий действительность и искажающий зрение купол. Михей даже лицом просветлел.

— Все-таки ты гений, Малыш, — сказал он с горячей признательностью, потирая место инъекции. — Чувствую себя так, будто мне зачитали приговор о помиловании.

— Пока рано радоваться, — буркнул Макс, — надо смотреть на продолжительность действия препарата и не будет ли она ослабевать со временем. Но уже неплохо, да. Закрывай глаза. Надо заняться блоком.

Блок на воспоминания о прошлой ночи оказался примитивным — самое верное слово. Но таким мощным, что взломать его можно было только ментальным ломом, условно говоря — и при этом, конечно, повредить рассудок ломаемого. Михей терпеливо сидел в кресле, закрыв глаза, и даже не морщился — хотя процедура местами была болезненной, будто иголками в мозг тыкали. А Макс, шипя про себя матерное, слой за слоем снимал блок, аккуратно, почти нежно. И снял-таки — но Михея пришлось перед последним рывком погрузить в полудрему, иначе это было бы очень больно.

Блок растаял, как лед. Друг продолжал дремать. Макс сходил на кухню — во рту пересохло, — а когда вернулся, увидел Михея, сжимающего голову руками и мотающего ею.