Королевская кровь. Книга 8

Королева с сомнением помолчала после его слов. Но, к его удивлению, вместо ожидаемых угроз и напоминаний, что дом Рудлог его в порошок сотрет, если он чем-то обидит жену, решилась на чуть большую степень откровенности. И голос ее был мягким:

- Марина очень сложный человек, лорд Лукас. Пожалуйста, берегите ее. Даже в моменты, когда ее… трудно любить.

- Мне не трудно, ваше величество, - усмехнулся он на этот раз вполне искренне. - Да и вы знаете, я сам не подарок.

- Да, - с почти незаметным упреком проговорила Василина. И повторила: - Берегите ее, Лукас.

Ушли монархи, разъехались с Холма королей аристократы, и Люк с семьей на машине вернулся в Дармоншир-холл, а затем телепортом перешел в замок Вейн. Настроение было премерзким. Впрочем, таким оно было все последние дни - с его свадьбы.

Марина замкнулась в себе и на все его попытки примириться отвечала равнодушием и холодностью, и не заставляли ее оттаять ни подарки, ни совместные обеды, ни цветы, ни прикосновения. Лишь один раз в ее глазах мелькнуло что-то похожее на радость - когда вчера, в воскресенье, в конюшни Вейна привезли ее жеребца, Пастуха Августа.

Марина ласково здоровалась с конем, гладила его по умной морде, не обращая внимания на Люка, затем сама несколько раз провела жеребца по кругу и с сожалением передала конюху, чтобы Пастуха выездили, дали размяться.

- Мне все равно не стоит сейчас ездить верхом, - объяснила она, когда Дармоншир сопровождал ее в замок. - Но… спасибо.

- Чем я могу ещё порадовать тебя? - спросил он, целуя ее пальцы. Марина дернулась, губы ее скривились.

- Ничем, Люк.

Его светлость терпеливо пробовал один способ за другим, терпел поражение, отступал и выжидал, старательно сдерживая тоску, раздражение, желание настоять на своем и заставить ее снова откликаться ему. Задача была сложнейшая - но ему ли бояться сложных задач?

Марина

Замужество - ужасно скучная вещь. Особенно когда мужа видеть не хочешь, на работу ходить запрещено из соображений безопасности (и разумных соображений), к сестрам наведываться в гости - сразу вызывать у них вопросы о том, почему это счастливая новобрачная не наслаждается сейчас замужеством. Можно было бы заглянуть к Кате, но Тандаджи обязательно доложит об этом Василине, и тоже возникнут вопросы.

Мартину с прошедшим взрывом не до меня, и дергать его некрасиво. За пределы замка выходить нежелательно, так как брак тайный. Можно, конечно, выехать в полумаске, но куда здесь выйти? Мне не хотелось ни в магазины, ни на концерты - хотя Люк с похвальной настойчивостью пытался меня развлечь. Разве что съездить полюбоваться на море, в которое я чуть не улетела на « Колибри»? Чтобы осознать свою глупость до конца?

Теперь, по прошествии нескольких дней мне, было жутко жаль прекрасную машину. И себя было жалко. И Полю, и бедного ребенка, который мог умереть, ещё даже в эмбрион не развившись. Как я могла обо всем забыть?

Впрочем, сейчас я бы уже не забыла - второй день ощущала беременность. Начались легкие головокружения, так что по лестницам я спускалась, крепко держась за перила. Меня преследовала сонливость, а еще я литрами пила томатный сок, и мне казалось, что я никогда ничего вкуснее не пробовала.

Единственной отрадой стали ежедневные чаепития с матушкой Люка, леди Шарлоттой. Она обладала замечательным чувством юмора и, несмотря на грусть и горечь, проявляющуюся в ее глазах, оказалась прекрасной собеседницей. Я забывала о своих тревогах и часто смеялась вместе с ней - над рассказами о детстве Люка (и понимала, что с таким сыном у нее обязано было развиться либо чувство юмора, либо невроз), над острыми суждениями об инляндском дворе. Леди Лотта удивительным образом сочетала в себе аристократическую несгибаемость и мягкость, уступчивость, была крайне ненавязчива и добра. Сына она, очевидно, любила до безумия. Но в отношения не лезла, «мудрых» советов не давала, за что я была ей очень благодарна. Как-то так получилось, что я потихоньку, оговорками рассказывала ей и о маме, и о своем детстве, и даже о годах учебы и работы. Бывают такие люди, к которым проникаешься доверием сразу же.

Люк уехал на похороны короля Луциуса, а я гуляла с Бобом во внутреннем дворике замка Вейн, мрачно хлюпая резиновыми сапогами отвратительно-жизнерадостного желтого цвета по лужам. Сапоги мне выдали здесь - сама бы я, конечно, такой ужас никогда не купила. Мне кажется, у простых и непростых инляндцев так мало радости из-за постоянных дождей, что они специально делают свои плащи и сапоги ослепляющих оттенков.

Грязный Бобби, радостно виляя грязным хвостом, тащил ко мне палку, и я, подхватив ее ноющей от утреннего втыкания иголки рукой, бросила в сторону часовни. Посмотрела на тяжелые двери, вспомнила свадьбу и вздохнула.