Голова больше не болела, и это было счастьем. Он лежал на площадке все той же башни, на заботливо подложенном кителе, укрытый стеганым одеялом. Над ним, закрывая солнце, склонился его светлость Лукас Дармоншир — он прижал ладони к его вискам, и от рук лилась прохлада.
— Что там?.. — просипел Майлз.
— Все в порядке, — хрипло и не глядя ему в глаза ответил герцог. — Этот бой мы выиграли. В двадцати километрах от фортов не осталось ни одного инсектоида, полковник.
— Жаль, — горько сказал Майлз, чувствуя щемящее, режущее облегчение, — что вы не пришли раньше, ваша светлость.
Лорд Лукас промолчал, убрал ладони. Они оба знали, что ответа это не требовало.
— Господин полковник.
— Да тихо ты.
Майлз приподнялся — герцог помог ему прислониться к стене, протянул флягу. Из люка площадки выглядывал один из телефонистов, а лейтенант, с которым полковник работал у орудия, не давал ему пройти.
— Слушаю, — отозвался командующий, сделав несколько глотков, и лейтенант оглянулся, отступил от люка.
— Господин полковник, — доложил телефонист, — только что с нами связалась погранслужба Дармоншира. К нам с моря прибыло подкрепление. Просят пропуска.
— Берманы? — хрипло удивился Дармоншир. — С моря?
— Никак нет, ваша светлость. Берманы раньше пришли, помогают сейчас зачищать Двадцатый форт. Эмиратцы. По их словам, они направлялись к берегам Юга Рудлога, но, по просьбе принца-консорта Рудлога, сменили курс и пришли к нам. Сборные отряды Эмиратов. Со всех стран Манезии. Сорок восемь транспортных кораблей, двенадцать боевых листолетов с бойцами. Пятнадцать тысяч человек, оружие, боеприпасы.
Командующий потряс головой. Это было похоже на бред. Дармоншир выглядел таким же ошеломленным и неверящим.
— Вы ведь обращались вчера за помощью к Рудлогу? — уточнил он.
— Да, — буркнул Майлз, — мы посылали просьбу о подкреплении. Скорее, крик о помощи. Но нам сразу же с сожалением ответили, что все части связаны в боях и на уничтожении нежити. Об эмиратцах речи не шло.
Дармоншир встал, похлопал себя по карманам, поморщился — и телефонист догадливо протянул ему сигарету.
— Спасибо. — Герцог закурил. Он смотрел наружу, и Майлз поднялся, радуясь вернувшемуся зрению и легкой голове. Подошел, остановился у зубца башни и оглядел простирающийся в обе стороны, куда хватало глаз, перемолотый лес — стволы деревьев были перемешаны с изломанными, смятыми трупами инсектоидов и иномирян. Зрелище было чудовищное по своим масштабам.
— Сильны вы, ваша светлость, — проговорил он.
— Это не только я, — задумчиво откликнулся Дармоншир, тоже глядя за оборонительные полосы. — И второй раз с таким размахом уже не выйдет. Слишком много сил мой помощник отдал здесь.
— Сжечь все это надо. Срочно.
— Да, Майлз. А что, полковник, — его светлость повернулся к командующему, и в глазах его плескался какой-то жестокий азарт, — берманы к нам пришли, эмиратцы на подходе, силы у меня пока есть и помощник рядом… как думаете, не пора ли нам планировать наступление?
ГЛАВА 7
Ночь с четвертого на пятое апреля, Иоаннесбург, Мариан Байдек
Мариан Байдек открыл глаза. Над ним, едва шевеля текучими огненными крыльями, завис огнедух Ясница в облике птицы. Глаза его горели белым пламенем, и сам он был размером едва ли не с самого Байдека.
— Не балуй, — буркнул принц-консорт. Бросил взгляд на часы: четыре утра. — Что случилось?
— Про-о-осну-у-улся, — прогудел огневик удовлетворенно, роем искр метнулся на пол и там уже разлегся потягивающимся гепардом. — Сейча-а-ас будет изве-е-ести-и-е.
— О Василине? — Байдек резко сел на кровати.
— Не-е-ет, — покачал башкой Ясница.
Мариан вздохнул и потянулся к графину с водой. Супруги не было уже больше месяца, и каждый день он, спускаясь к краю жаркого лавового озера в усыпальнице Иоанна Рудлога, леденел от мысли, что Василина не вернется. Поддерживали его веру только разговоры с Мариной и Полиной и заверения огнедуха, что она жива, "про-о-осто оче-е-ень глубоко-о-о".
Мариан за эти недели отнес в храм Красного больше жертвенного масла, чем за всю свою жизнь. Посещал он и храм Синей — все женщины находятся под ее покровительством, — просил и Богиню о помощи. Но Василина не возвращалась. Шла война на Севере и Юге, скучали и плакали дети, шептались придворные, недоумевали подданные — а его сердце словно закаменело от бессилия и разлуки. Он погрузился в дела с головой, выматывая себя, чтобы не звереть от тоски. Ночью, возвращаясь в их с Василиной покои после ежевечернего посещения усыпальницы, он подбрасывал дров в камин — вдруг она вернется через огонь? — и мгновенно засыпал. Но спал сейчас он чутко и даже во сне ждал ее. Свою маленькую жену, без которой он не сможет жить.
Байдек не успел допить воду, как зазвонил телефон.
— Мариан, — прозвучал в трубке голос Тандаджи, — министр обороны собирает срочное совещание. Иномиряне на Юге взяли Чернолесье.
Байдек поднялся. Чернолесье располагалось в двухстах километрах от побережья, где находился монастырь Триединого, в котором спала Алина.
— Сейчас буду, — коротко отозвался он.