— Запретит мне? Не пустите меня в мой дом? — уже раздраженно переспросила я. — Жак, вы знаете, как я вас уважаю, но это уж слишком. Довольно. Я приняла решение, я понимаю его возможные последствия и больше не желаю слушать ничего подобного. Я не спрашиваю у вас разрешения, а ставлю в известность. Вы так же служите мне, как и его светлости, не так ли?
Мне было неприятно от собственной резкости, тем более что Леймин для нашей семьи был больше, чем глава службы безопасности, но удушающей опеки я наелась еще в Иоаннесбурге.
— Примите мои извинения, госпожа герцогиня, — обиженно проворчал старик после паузы, и я представила, как угрожающе он вращает глазами. — Я действительно позволил себе лишнего. Как я понимаю, только лорд Дармоншир способен вас сейчас остановить. И повторю, — добавил он непоколебимо, — очень надеюсь, что он это и сделает.
Я положила трубку, чтобы не наговорить ему того, о чем потом буду жалеть. Иногда мне казалось, что мир состоит из людей, считающих, что лучше знают, как мне поступать.
Корабль разворачивался, а я стояла у поручней, подставив лицо ветру, — он ласково касался моих щек, и это успокаивало. Люку я звонить не стала. Сам позвонит. И я найду, что ему сказать. Заодно успокоюсь, переживу обиду и злость и смогу разговаривать разумно — во всяком случае я очень на это надеялась. Потому что я так соскучилась по нему, меня так штормило, так кидало от нежности и гордости за него к желанию надавать пощечин, сделать больно и наорать, что становилось страшно.
"Да, беременность сделала тебя еще и агрессивной".
Но ветер уже остудил мою голову, и я только улыбнулась и приложила руку к животу, прислушиваясь к себе. Иногда, очень редко, что-то сдвигалось во мне, словно на бурю эмоций опускали задвижку, и я на несколько минут погружалась в непривычный блаженный покой. Как сейчас.
На обратном пути я позвонила Кате. Мы иногда созванивались с ней — буквально на несколько минут — и говорили о всякой ерунде. Нам обеим было страшно из-за войны и неизвестности, и эти разговоры, как и чайные посиделки с леди Лоттой и Ритой в Вейне, придавали ощущение нормальности происходящему вокруг.
— Ты знаешь, мы тоже переехали, — сказала мне Катя в этот раз, после того как выслушала мои восторги по поводу победы Люка и мою язвительность из-за его молчания. — Нас перевезли на какой-то хутор под Иоаннесбургом. Вместе с твоей сестрой, Марина. Сказали, опасно оставаться в монастыре, дали час на сборы… Саша нас и перенес. Теперь тут обустраиваемся.
Я озадаченно хмыкнула.
— Мариан мне и слова не сказал. Хотя, конечно, ему не до этого. Как вам там, удобно?
— Да, вполне, — отозвалась Катя. — Девочек уже закормили творогом. Тут такая фактурная бабушка-хозяйка, Марина. Маленькая, чуть сутулится, а взгляд такой, будто подковы может голыми руками гнуть.
Ее речь прервалась моим хихиканьем.
— Марин, — позвала Катя тревожно, и я замолчала. — Я не хотела тебе говорить, но все же скажу. Будь осторожна. Я гадаю на своих, раскладываю зерно… И тебе раз за разом выпадает большое удивление и смерть рядом.
— Ничего удивительного, — тяжело сказала я. Смешливое настроение как рукой сняло. — Я же медсестра, Катя. Смерть всегда рядом со мной.
В замок Вейн мы с леди Шарлоттой и Маргаретой прибыли во второй половине дня. Я вышла из листолета на бетонированную посадочную площадку позади замка — Вейн возвышался над нами серой громадой — вдохнула весенний свежий воздух, расстегнула пальто и сняла длинные перчатки. Их я надела, чтобы не расчесывать руки. К счастью, зуд после известия о том, что мы отстояли форты, не возвращался.
Я не сразу поняла, что вокруг не так. Леди Шарлотта коснулась моего локтя и тихо заметила:
— Форты молчат.
Орудия фортов действительно молчали, и тишина эта, наполненная шелестом деревьев и щебетом птиц, показалась мне настолько прекрасной, что к глазам снова подступили слезы.
К запаху свежей зелени и влажной земли вдруг примешался привкус дыма, и это мгновенно оборвало мое мечтательно-расслабленное настроение. Я оглянулась — да, дымили ямы в лесу, выкопанные для сжигания трупов. В замке продолжали спасать жизни. К сожалению, спасти всех не получалось.
Мы, сопровождаемые горничными и несколькими гвардейцами во главе с капитаном Осокиным, пошли вокруг замка к входу. Все так же трепетали справа от крыльца бесконечные веревки со стираным бельем — кажется, их стало еще больше, — а напротив распахнутых дверей стояло пять машин с ранеными. Слишком много на наш маленький госпиталь.
Шла выгрузка. У колес одного из грузовиков виталист Росс Ольверт пытался запустить сердце кому-то из солдат, перекрикивались санитары, то и дело исчезающие с носилками в открытых дверях Вейна, стонали раненые. Нас увидели; моя акушерка Кэтрин Лоу стоявшая тут же, на распределении поступивших, устало улыбнулась, махнула рукой — и я кивнула в ответ, уже ощущая, как заворачивается внутри привычный адреналин и необходимость спешить.