Королевская магия

Мы с Алисией так и не поменялись магией, и никто из нас не испытывал сожалений по этому поводу. Во-первых, это было опасно, потому что алые схемы все же алые схемы. Во-вторых, у наших сил все равно была одна могущественная основа – королевская магия. В-третьих, каждый привык к своему маджеру. Хотя зачастую лев и львица появлялись вместе. Вот и сейчас, стоило Эдеру материализоваться, появилась Роза, и они бросились в смежную комнату. Наверное, снова будут бегать по особняку: представляю, как весело будет детям, когда они подрастут и тоже начнут бегать! Наперегонки с маджерами.

– А Полинский с дочуркой мне никогда не нравились! – фыркнула Алисия, прямо как настоящая львица.

У них это было взаимно. Моя принцесса умудрилась познакомиться с Леопольдиной, когда выбирала новых фрейлин, положенных по статусу принцессы. Нужно ли говорить, что герцогиня Полинская отбор не прошла? То ли характер у Дины испортился еще больше, то ли дело было в том, что с Элеонор они больше не дружили. Эле наоборот стала фрейлиной моей супруги (кажется, именно этот факт окончательно разбил ее детскую дружбу) и со временем благодаря общей любви ко мне и к маджерам семейства кошачьих они стали настоящими подругами.

– Зато тебе нравится мой отец! – хитро прищурилась моя принцесса.

– Настоящий Гориан именно такой, каким я его помню.

Король многие годы провел под действием алой схемы, но когда мы с ним встретились впервые, он еще не был околдован Дорианой, а я был еще совсем мальчишкой, сопровождавшим отца. Образ Гориана запечатлелся в моей памяти, и он тогда стал для меня кумиром. А после… После я уже встречался с Дорианой и Себастианом. Они хорошо знали короля, поэтому искусно скопировали его манеру речи, смелые высказывания – так, что сложно было догадаться о подмене. Конечно, в том Гориане больше не было волшебной энергетики, но я, как и многие, списал это на возраст. Сейчас отец Алисии каждый день доказывал, что ни возраст, ни алые ментальные схемы не способны сломить, а тем более сломать его волю. За два года он провел множеств реформ, принял ряд законов и даже находил время для того, чтобы понянчиться с внуками, не говоря уже про ухаживания за Свентаной. Вот кто ни капли магии не растерял!

– Он, кстати, будет на премьере, – напоминаю я, и Алисия сначала краснеет, затем бледнеет.

Она снова поворачивается к кроваткам.

– Ты забыл рассказать про Зигвальда.

– Любимая, – мягко, как играющий лев лапой, возвращаю ее лицом к себе, – с Зигом все прекрасно. Он скоро займет бальский трон и займется восстановлением государственной экономики. Заговорщиков слегка погоняет, опыт у него уже есть, арэнэ себе подыщет или вообще решит остепениться. Я в его дела не вмешиваюсь. Но что-то мне подсказывает, что ты готова говорить о чем угодно, только не о будущей премьере твоей новой пьесы.

Щеки Алисии снова ярко вспыхнули, она обняла меня и спрятала лицо на моей груди.

– Не произноси этого страшного слова, – донеслось до меня глухое, будто жена говорила не со мной, а с моим пиджаком.

– Пьеса?

– Премьера!

Я погладил Алисию по волосам и положил пальцы ей на подбородок, побуждая запрокинуть голову и посмотреть мне в глаза.

– Любимая, что не так с этим словом, а главное – с событием? Это же настоящее торжество искусства! Твоего искусства. Тем более что твоя новая пьеса – шедевр. Могу это подтвердить, потому что читал первым.

В глазах Алисии промелькнуло довольство ласковой кошечки, но тут же сверкнуло раздражение.

– Все из-за него.

– Из-за того критика? Как его… Кристан Шотич?

– Крысюк Тошнич!

Я удержался от смеха исключительно потому, что Алисия выглядела действительно расстроенной. Она высвободилась из объятий и убежала в сторону окон. Что ж, привычки убегать от меня супруга не растеряла, но кто бы ее еще отпустил?

– Алисия, ты принцесса, а он просто какой-то критик.

– Самый известный театральный критик Барельвицы.

– Это твоя третья пьеса.

– И на предыдущие две он умудрился написать гадости.

– Но ты же не для него одного пишешь, а для людей в принципе. А им нравятся твои истории.

Ее взгляд немного смягчился.

– Все потому что я принцесса, – проворчала она.

– Это тоже он написал?

– Угу. В последней рецензии. Что не будь я королевской дочерью и супругой эрцгерцога, мою писанину не принял бы ни один уважающий себя театр!

– И ты не пожаловалась отцу? – я приподнял брови. – Помню, есть закон, карающий за оскорбления королевских особ. Уверен, он найдет причину, за что казнить этого Тошнича.

Алисия поперхнулась не то выдохом, не то смешком.

– Надеюсь, ты не всерьез.

– Я всегда серьезен, когда дело касается тебя, моя любовь, – я вновь привлек ее к себе. – Но думаю, что этот критик взъелся на тебя не из-за того, что ты принцесса, а из-за того, что у тебя исключительный талант, и билеты на твои спектакли раскупают за несколько месяцев до премьеры. Поэтому мне бы не хотелось пропускать такое событие.

Я поцеловал притихшую и разомлевшую от моих слов жену.

– Мне страшно, – призналась она.