Муж перекатился на спину, не размыкая объятий. Моя голова оказалась на его плече, а бедро закинуто на его ноги. И вроде бы я сейчас сверху, но чувствую себя еще более беззащитной. Чертовы гормоны! И вместо того, чтобы оттолкнуть, моя ладонь устроилась напротив его сердца, сжав в ладони ткань его рубашки.
— Я поторопился и испугал тебя? Прости. Не удержался. У меня сильно развит инстинкт собственника. Ты — моя и никто не смеет… — Энираду шумно выдохнул. — Когда об этом думаю крышу сносит. А думаю я об постоянно. Потому что, буквально вчера моя жена умирала у меня на руках. Это было страшно. И я злюсь, что не могу сейчас отплатить тем, кто чуть тебя не убил.
— Или, что они вынуждали тебя стать их соучастником?
— Данный факт меня тоже раздражает.
— И как это связано с тем, что мы… делали?
— Все сложно. Я тебя хочу. Сильно. Ты красивая. И моя. Почти моя.
— А в чем сложность?
— Мне претит вынужденное исполнение супружеского долга. Хочу заниматься с тобой любовью. Чтобы ты получала такое же удовольствие, что и я.
Энираду тяжело вздохнул, поцеловал меня в макушку, как ребенка и накрыл мою ладонь своей. А потом мой нежданный муж попросил:
— Спой мне. У тебя удивительный голос. Хочу, чтобы он звучал только для меня.
Я не смогла ему отказать. Потому что его поцелуй был лучшим, что случилось со мной за последние… не знаю сколько дней, хоть и оставил после себя привкус горечи вины. Мой голос, тихий и надрывный снова плел невесомое кружево. Раскрывая ему душу, деля надвое страх, боль разочарования и надежду, я пела ему любимую песню моего отца:
Цвіте терен, цвіте терен, А цвіт опадає. Хто в любові не знається, Той горя не знає.
Часть 13
Война разбила мою, и так не слишком спокойную жизнь. И я знала, что так будет. Ощущение беды буквально витало в воздухе. Но глупая надежда на то, что Гаяр удержит мир от безумия не желала меня отпускать.
Это, наверное, подло. Всем сердцем верить не в мужа, с которым делю ночи, а в того, кого Энираду считает своим врагом. Нет, мое сердце не принадлежало ни ясноглазому шахди, ни гордому княжичу. Поэтому бесплотные терзания на тему: «Как я могу любить одного и спать с другим» обошли меня стороной.
И, да, любопытство погубило больше девственниц, чем все насильники мира. Я готова была отдаться за искорку теплоты, за каплю нежности. Раду даже особо соблазнять меня не потребовалось.
Но если бы в молитвах был бы какой-то прок, если бы я верила, что создатель услышит, то молилась бы за них обоих.
Весть об объявлении Джаннатом войны Талие меня оглушила. Не помню, как пережила первые несколько дней. Муж пытался успокоить, но я не могла слышать ложь о том, что все будет хорошо. Особенно в свете того, что он отправляется почти что на передовую. Ведь не дело княжеской семье отсиживаться в тылу. Раду даже пытался объяснить почему лететь должен именно он, а не, например, Алес. Но фальшь в его словах слышали мы оба. И от этого становилось еще более страшно.
Свекровь смотрела на мое заплаканное лицо с неодобрением. А фрейлины возбужденно перешептывались, обсуждая новый гардероб, который нужно заказать, чтобы соответствовать модным тенденциям. Сейчас в моде милитари. Оплатить же это предстояло моему фонду, который должен обеспечивать все потребности княжны и ее окружения. Это меня отрезвило. И если я позволю, курятник, навязанный мне княгиней, потратит на тряпки столько денег, сколько хватило бы на постройку целой школы.
Война — это не только боевые потери в сухих безликих отчетах командующих. Это трагедия в каждом доме. Это сломанные судьбы, сироты о которых некому позаботиться. Сколько сейчас пансионов и детских домов? А ведь уже скоро потребуется в разы больше. Помещения. Оборудование. Персонал в конце концов. И на все это требуется очень-очень много денег.
Поэтому я вызвала к себе одного из секретарей Энираду, выполняющего роль моего казначея и главного стилиста княжеского двора. Мужчины были явно удивлены данным приглашением, но в суть моего предложения о том, что экономика должна стать экономнее, вникли быстро. А вот реакция у них была разная.
— Будет исполнено, — флегматично отозвался секретарь.
— Это невозможно, немыслимо! — в ужасе запричитал гуру моды.
— Наша страна ведет войну. Наши сограждане погибают. — Безжалостно иду в наступление, а он пятится. — Сейчас нужно проявлять скромность в тратах и солидарность с теми, кто теряет близких, а не потакать вашему чувству прекрасного. К тому же, перемены коснуться лишь меня и моего окружения, а это — лишь малая часть двора, что должно вас утешить. К завтрашнему дню переодеть всех моих фрейлин в одинаковые белые платья простого покроя длиной до колена без рукавов. Излишества в виде вышивки и украшений неприемлемы. После этого вручить каждой еще по три комплекта, а, заодно, и мне парочку. Иная одежда с этого дня и до конца войны для них под запретом. Все несогласные статуса моих приближенных лишаются вместе с правом одеваться за счет двора.