Королевская посланница

Впрочем, для непосвященного это и было бы обычное письмо некоей французской графини, которая рекомендовала сына своего русского друга, владеющего многими языками, образованного и воспитанного, вполне подготовленного для работы в качестве секретаря или любой другой, связанной с бумагами, перепиской и прочим.

Людей, лично знающих Григория Тредиаковского, – ту же Софью Астахову или барона де Кастр – удивили бы упоминаемые в письме фамилия и титул, казалось бы, к нему не имеющие никакого отношения.

Потому Григорий так торопился в Париж, что связаться в случае необходимости с нужным человеком он мог всего один раз в неделю в оговоренное время, одевшись подобающим образом и стоя поблизости от некоей скульптуры в парке Пале-Рояль.

Чиновник Коллегии иностранных дел, который напутствовал его ещё в Петербурге, обещал, что к нему подойдут обязательно, потому что некий человек ежемесячно получает плату лишь за то, чтобы появляться каждую неделю в этом самом месте и ждать его.

Когда мимо него проскользнула юная особа, одетая лесной нимфой, в маске из зеленого бархата, Григорий не обратил на неё никакого внимания.

Нимфа грациозной походкой прошла по тропинке, но; сделав несколько шагов, вернулась и проговорила:

– Кузен Валери, вы меня не узнаете? Прекрасно помня эту часть пароля, который он так жаждал услышать, Тредиаковский отчего-то был совершенно уверен, что к нему подойдёт мужчина.

А теперь судьба опять подсовывала ему женщину. Да ещё такую молодую! Он едва не застонал от разочарования, но вовремя спохватился: в конце концов, девушка – всего лишь курьер. Возьмет письмо и скажет…

– Где вы остановились? – деловито спросила его нимфа после того, как игриво увлекла в темную аллею, где никого из гуляющих не было.

Григорий назвал гостиницу.

– Вас найдут!

Изящная ручка выхватила у него из рук письмо, и нимфа скрылась.

Григорий решил немного походить, посмотреть на дворец и парк. В последнее время его жизнь стала напоминать собой сплошную гонку, во время которой он забывал не только о еде и сне, но и о своей личной жизни.

В разговорах с княжной Софьей он иногда рассказывал о всяких достопримечательностях Парижа, но чаще всего это были знания, почёрпнутые им из книг или рассказов очевидцев. Он слишком отдавался своему делу, так что, наверное, не мог даже представлять интереса как собеседник для образованных, начитанных женщин. Ему попросту нечего было им сказать. Раньше он об этом не задумывался. Пока в его жизни не появилась княжна Софья Астахова… А вдруг она сейчас ходит где-то здесь под ручку с каким-нибудь придворным франтом…

Григорий хотел себя разозлить, чтобы не думать о пропавшей девушке с любовью, печалью, горечью утраты… Неужели она вызвала все эти чувства у такого хладнокровного, каким он себя считал, мужчины? Что в ней было особенного, отчего он всё время думает о княжне?

Её необычные зелёные глаза? Но он и прежде видел женщин с не менее красивыми глазами. Или бело-розовая кожа лица, которая алеет при малейшем смущении своей хозяйки? А может, великолепные белые зубки или её алые сочные губы… О боже, так ещё хуже…

Как это невыносимо – ждать, когда тебя найдут, когда тебе что-то сообщат! Может, Себастьяну удалось кое-что и он уже сейчас сидит в гостинице и ждёт Григория, чтобы рассказать ему о княжне? Ведь это из-за него она попала в лапы к Флоримону! Но, подумав так, он устыдился. «Ты и сам приложил к этому руку!» – мысленно напомнил себе он.

А Себастьян и вправду ждал его в гостинице, и так ему не терпелось рассказать новости своему приятелю, что он заговорил, едва Тредиаковский возник в дверном проёме.

– Подумай только, Грегор, какая необыкновенная женщина мадемуазель Софи! – восторженно воскликнул он. – Не понимаю, почему ты сам этого не видишь!

– Откуда ты взял, что не вижу? – сухо буркнул Григорий.

– Вывод напрашивается сам, – удивился барон тому, что товарищ не хочет признавать очевидного. – Ты никогда не смотрел на Софи как на красивую умную женщину, ты всегда разговаривал с ней, как со служанкой или молочницей…

– Молочницей! Скажешь тоже!.. Лучше поясни, что в княжне такого необычного, отчего ты так раскудахтался.

– Вот! Опять ты сердишься, когда речь заходит о княжне, а между тем я узнал такое!..

Барон поймал себя на том, что в волнении машет рукой, хотя прежде ничего подобного не делал. В детстве в такие вот моменты гувернёр легонько стукал его по рукам указкой. Вспомнив об этом, Себастьян сконфузился, будто невзначай сплел пальцы рук и договорил:

– Княжна Софи стала протеже королевы Франции, она сейчас живёт в Версале, удостоилась дружбы всесильной Иоланды де Полиньяк, которая приставила к ней для обучения разным тонкостям и ухищрениям двора некоего Жозефа Фуше… Тебе знакомо это имя?

– Знакомо, – медленно проговорил Тредиаковский, лихорадочно соображая, в какую неприятность опять попала Софья. – Большего негодяя я в своей жизни не встречал!

– Он так же подл, как Флоримон де Баррас? – спросил де Кастр, не упуская случая подколоть Григория.

– Флоримон по сравнению с Жозефом агнец божий! – сквозь зубы произнес тот.