По окончанию допроса Грэму было не до того, чтобы смотреть по сторонам, но все же ему показалось, что Барден ушел несколько раздосадованный. Еще бы, допрос оказался не более содержательным, чем прошлый, с участием Альберта Третта, хотя в этот раз применялись гораздо более жесткие средства. Сохранить гордое молчание Грэм не сумел, это было выше его сил, но ни одного внятного слова от него не добились, что привело в ярость командующего Северной и в заметное недоумение — Бардена. Как результат, Грэм теперь имел десять пальцев на руках искореженными, покрытыми кровью и не способными даже поднести кусок хлеба ко рту, а плюс к тому — легкое безумие во взоре, которое он, правда, видеть не мог. Он не был уверен, вернется ли к его рукам прежняя ловкость, и будут ли пальцы хотя бы когда-нибудь гнуться.
Осознанно или нет, Барден лишил его главного инструмента — рук, которые были одинаково важны и для вора, и для воина. Если мне все-таки посчастливится выйти отсюда живым, думал Грэм в темноте своей камеры-могилы, мне придется заняться чем-нибудь другим.
Вскоре после допроса Барден, судя по всему, покинул крепость. За Грэмом долго не приходили, то ли давали время оклематься, то ли просто не хотели продолжать допросы без участия императора. Но Грэму и без того приходилось несладко, каждая тюремная трапеза превращалась в настоящую пытку. Пальцы его не могли удерживать решительно ничего. Кроме того, они нестерпимо болели и еще долго продолжали кровоточить. Через какое-то время кровотечение остановилось, но боль не утихала. Грэм, почти ничего не видящий в темноте и уже воспринимающий свою слепоту как должное, попытался установить степень повреждения на ощупь, но не смог. Тогда он, превозмогая боль, сделал попытку сжать пальцы в кулак и чуть не лишился сознания. Если кости раздроблены, мрачно подумал он, мне крышка. И это самое начало… о боги!
— Борон, — прошептал он в темноте, — пошли мне легкую смерть!
Но и Борон, похоже, отвернулся от него и не желал посылать ему никакой смерти, не говоря уже о легкой. Да и сама судьба откровенно издевалась над ним, приняв в этот раз облик касотцев.
После первой неудачной попытки Грэм не потерял надежды установить, целы его пальцы или нет. Он подождал некоторое время (тюремщики приходили четыре раза), и повторил попытку. Несколько пальцев получилось немного согнуть, приложив значительные усилия, но боль при этом была такая, что никаких пыточных приспособлений не требовалось. При том холоде, который царил в камере, Грэм покрылся потом, но упрямо сгибал один палец за другим. Жаль, что он не может их увидеть…
Но скоро такая возможность ему представилась. Кому-то крепко не хотелось, чтобы он умирал. К нему пожаловал очередной лекарь, приведя его в крайнее смятение.
Сначала он, конечно, и не подумал, что это лекарь. Он ожидал, что за ним пришли, чтобы отвести в пыточную камеру для очередного допроса. Поэтому он даже и смотреть в ту сторону не стал, да и бесполезно это было с его слепыми сейчас глазами, а отвернулся и буркнул:
— А пошли бы вы к Безымянному со своими факелами…
— Безымянному свет ни к чему, — услышал он незнакомый мягкий голос, принадлежавший, судя по всему, пожилому человеку. — А мне пригодится.
Грэм повернулся, сощурив глаза, и с удивлением увидел высокую сухопарую фигуру в длинном одеянии. Свет мешал ему рассмотреть как следует, но кажется, это был очень прямой старик с ухоженной белой бородой. И с коробом в руках.
— Вы тоже лекарь принца Марка? — осведомился Грэм не слишком любезно.
— Я лекарь здесь, в Северной крепости. Герр Риттер поручил мне проследить за вашим здоровьем. Понимаю, звучит дико, учитывая, что с вами делали и что вам еще предстоит, но приказы не обсуждают.
— Очень интересно, — значит, его вовсе не собираются запытать насмерть? — Лучше бы вас прислали с целью отравить меня по-тихому, что ли…
— Я вас понимаю, — тихо произнес старик. — Но я лечу людей, а не убиваю их. Я не могу дать вам яд… если бы даже он был у меня.
— Он у вас есть, не сомневаюсь. Но просить вас о такой милости не буду.
— Благодарю. А теперь позвольте мне осмотреть ваши руки, герр Риттер сказал, что они в ужасном состоянии. Ах, да! Чуть не забыл… вот. Возьмите.
Сквозь слезы боли, застилавшие глаза, Грэм увидел, как старик протягивает ему что-то, похожее на клочок бумаги. Взять! Если бы он мог…
— Что это? — спросил он, не шевельнувшись.
— Записка, — понизив голос, сообщил ему старик.
— Записка? От кого?
— Вы поймете, когда ознакомитесь с содержанием. Ах, вы же не сможете ее прочитать! — спохватился старик. — Что же делать?
— Прочтите вы.
— Удобно ли это?
— Читайте, прошу вас, — нетерпеливо проговорил Грэм.
— Хорошо… — старик развернул бумагу и вгляделся в буквы. — Хм… Итак. "Свет еще не видывал таких болванов, как ты! Прекращай, наконец, играть в героя и выкладывай все, что знаешь! Тебя будет гораздо приятнее видеть одним куском и в относительном здравии. Неприятностей для других не бойся". Хм… это все.