Королевская прогулка

На него снова надели цепи. Они были гораздо тяжелее тех, что он носил наверху, но зато замыкались на замок, а не заклепывались намертво. Грэм успел рассмотреть кандалы и пришел к выводу, что в случае нужды без проблем смог бы освободиться от них, располагая, правда, чем-нибудь тонким и острым. Но увы. Пользы ему освобождение не принесло бы. Была еще дверь, которая изнутри вообще не имела ни замочной скважины, ни чего-нибудь подобного, а за дверью — крепость, битком набитая касотскими солдатами.

Конвойные молча закончили свою работу, потом так же молча взяли факел и ушли. Грэм, оставшийся в полной темноте, услышал, как загрохотала запираемая дверь, а потом — звук удаляющихся шагов. И тишина.

— Добро пожаловать в могилу, — сказал он сам себе тихо.

Здесь и впрямь было как в могиле, правда, достаточно просторной. Цепи в этой камере были длиннее, чем наверху, и ограничивали свободу передвижений не так сильно.

Но, как ни просторна могила, назначение у нее всегда одно. А значит, подумал Грэм, с этой минуты мне суждено становиться трупом. Мысль не утешительная, но трезвая.

* * *

По прикидкам Грэма, он находился в крепости Северной уже около двух суток, а значит, Ив со своим принцем должны были уже достигнуть дома Гернота, где их ждали остальные. А значит, Ванда уже знает, что Грэм, с некоторой, довольно большой вероятностью, остался в форте как пленник. А возможно, как покойник. Интересно, что они предпримут? Станут ждать его или сразу уедут, чтобы он не смог догнать их, если вдруг ему посчастливится выбраться из крепости, или вернутся за ним, чтобы как-то помочь? Последнее было настолько маловероятно, что такую возможность Грэм не принимал в расчет. Даже если у Ванды и появится такое желание, ее спутники просто не позволят ей совершить сей безумный поступок. Не возвращаться же в крепость, похожую на растревоженное осиное гнездо, ради какого-то бродяги-вора. Грэм отчетливо понимал это, но ему все равно было больно. Он чувствовал себя преданным, и удивлялся этому новому для него чувству.

И зачем только он принял проблемы медейцев так близко к сердцу? Почти всю жизнь он обходился без друзей и без привязанностей, а эта четверка сумасшедших привязала к себе. А потом предала его. И все равно, получи он сейчас свободу, без размышлений последовал бы за ними, хотя бы для того, чтобы убедиться, что у них все в порядке.

Горько было думать об этом, но других занятий у Грэма все равно не имелось. Да и лучше уж было думать, чем бесконечно прислушиваться к звону водных капель.

Потом его размышления прервали. В камере появился охранник с факелом, молча поставил перед ним миску с какой-то водянистой массой и помятую кружку, накрытую куском хлеба, и ушел. Грэм был очень голоден, и он не дождался даже, пока запрут дверь. В мгновение ока уничтожил всю еду, даже не замечая вкуса, и только потом подумал, не разумнее ли было бы уморить себя голодом? Впрочем, об этом легко рассуждать, когда ты сыт, а когда все внутри уже сводит от голода… Нет, подумал Грэм, не нужно так быстро сдаваться.

В темноте он провел еще какое-то время, прислушиваясь к крысиному писку и ощущая время от времени легкие прикосновения к рукам. Крысы здесь были обнаглевшие, но что ему крысы? Они не беспокоили его, он только задумался, что же они едят здесь, в этой камере, ведь здесь нет ничего, кроме подгнившей соломы и камней? Или, может быть, они почуяли человека и собрались в надежде, что скоро человек этот обратится в гору мертвой плоти, и они смогут полакомиться мясом? Грэму не нравилась перспектива быть съеденными крысами.

А ведь он, вор, ни разу не был в тюрьме, вдруг пришло ему в голову. Все аферы сходили ему с рук, ни разу он не был схвачен, а вот теперь, надо же, попался. И даже не из-за профессиональной деятельности…

И так он сидел и думал, думал… Потом решил, что так и с ума можно сойти, и попытался уснуть. Хорошо было бы заснуть и не проснуться, подумал он, укладываясь на голом полу. Несчастную ногу дергало болью при каждом движении. Напиться вина, лечь спать и тихо умереть во сне… Как это было бы чудесно! Но Грэму уже неоднократно говорили, что он не тот человек, который может мирно умереть в своей кровати.

На какое-то время ему даже удалось уснуть, но облегчения сон не принес. Он снова увидел кошмар, который не возвращался уже много месяцев: кровь, море крови и мертвое тело отца, возле которого он стоит на коленях, сжимая в руке окровавленный меч. Это было так больно, что он тут же проснулся, с трудом сдерживая рвущееся от боли и горя на волю сердце.