Башенные часы пробили четыре, затем половину пятого. Вскоре боковая дверь открылась, и оттуда вышел Дэниел. Обернувшись, он попрощался со своим наставником и пошел к воротам. В руке он держал бутылку с зеленой жидкостью. Выйдя за ворота, он пошел не к нашему дому, а в другом направлении. Я в ужасе замерла: неужели и сегодня он решил навестить свою любовницу? Но даже если и так, я что, опущусь до состояния подозрительной, ревнивой жены, шпионящей за мужем? Я спрыгнула с забора и быстро догнала Дэниела.
— Ханна? — искренне обрадовался он и тут же насторожился, увидев мое бледное лицо. — Что-нибудь случилось? Ты никак заболела?
— Нет, — дрожащими губами ответила я. — Просто хотела тебя увидеть.
— Ну, вот мы и увиделись, — беззаботно сказал он, беря меня под руку. — Мне нужно отнести эту микстуру вдове Джеррин. Пойдешь со мной?
Я кивнула и пошла рядом, но вскоре отстала. Я привыкла к панталонам, не стесняющим движение. Сейчас же на мне было не только платье, но еще и нижняя юбка. Я приподняла подол, который теперь мотался из стороны в сторону, как норовистая лошадь, привязанная к столбу. Дэниел несколько раз оглядывался на меня. Он чувствовал, что со мной не все в порядке, но разговор не начинал. Наверное, он вначале решил отдать лекарство.
Вдова жила в старой части города, где улочки были узкими и кривыми. Дома здесь стояли в тени высившегося замка. Вторые этажи домов выступали над первыми и почти смыкались, образуя нечто вроде навесов над улицами.
— Когда мы только приехали в Кале, я здесь однажды заблудился, — сказал Дэниел, начиная разговор. — Думал, так и не научусь выбираться из этого лабиринта. А потом узнал названия всех здешних таверн. Англичане уже двести лет владеют Кале. Так что здесь на каждом углу обязательно найдешь какую-нибудь таверну. И названия у них вполне английские: «Куст», «Свинья и свисток» или «Отдых путника». А таверна на этой улице называется «Остролист». Вон она, — сказал он, указывая на здание с облупившейся вывеской.
Мы прошли еще немного.
— Вот и дом вдовы Джеррин, — сказал Дэниел. — Подожди меня на улице. Я быстро.
Он постучал в узкую дверь.
— Доктор Дэниел? Входите, я вас уже жду, — послышался изнутри скрипучий старушечий голос.
— Извините, но я спешу. Меня на улице ждет жена, — беззаботно улыбаясь, сообщил Дэниел.
Он еще ни о чем не догадывался.
Дэниел шагнул в дом. Оттуда донесся смех вдовы. Потом она сказала, что выйти за такого красавца, как «господин доктор», — большое счастье для женщины. Затем дверь открылась, и Дэниел вышел, пряча в карман деньги.
— Теперь я свободен. Ну что, женушка, погуляем вокруг городских стен? Хочешь глотнуть свежего морского воздуха?
Я попыталась улыбнуться, но на сердце было слишком тяжело. Мы молча дошли до конца улицы, молча пересекли лужайку и оказались возле городской стены. Выщербленные ступени вели на парапет. Мы стали подниматься по ним, пока не оказались наверху. Отсюда был виден весь город, берег и морской простор. За морем, где-то на севере, была Англия. Англия, где остались королева, принцесса, сэр Роберт. Сейчас тот мир казался мне очень далеким. Я вдруг поймала себя на мысли, что скучаю по придворной жизни. Роль королевской шутихи подходила мне больше, нежели роль посмешища в доме Дэниела, рядом с его жестокосердной матерью и глупыми, язвительными сестрами.
Над нашими головами с криком проносились чайки. Волны ударяли в прибрежный каменный вал. День назад я бы радовалась этой прогулке. Но не сегодня.
— Так что случилось, Ханна? — спросил Дэниел.
Я не стала, подобно многим женщинам, плести словесные кружева, медленно двигаясь к главному. Я сразу начала с главного, ощущая себя не обманутой женой, а оскорбленной шутихой.
— Твоя мать рассказала мне, что у тебя в Кале есть ребенок от другой женщины, — сказала я напрямую. — И ты видишься с этой женщиной и своим сыном дважды в неделю и еще по воскресеньям, когда они приходят в церковь.
Дэниел остановился. Он перестал улыбаться и тоже побледнел.
— Да, это так.
— Что ж ты не рассказал мне сам?
Чувствовалось, он пытался упорядочить свои лихорадочно несущиеся мысли.
— Наверное, я должен был тебе рассказать. Но если бы ты узнала об этом, ты бы вышла за меня? Согласилась бы жить со мной?
— Не знаю. Скорее всего, нет.
— Тогда ты понимаешь, почему я тебе не рассказал.
— Значит, и то, что ты мне писал, — тоже обман? Я вообще не понимаю, к чему ты все это затеял? Вот и женился бы на той хорошенькой девушке. Она очень нравится твоей матери.
— Ханна, я писал тебе правду. Ты была и остаешься единственной большой любовью моей жизни. Я считал, что мы должны с тобой пожениться, чтобы вместе заботиться о твоем отце и моей матери. И мы правильно сделали, что поженились. Я давно тебе говорил: нам нужно жить всем вместе, как и подобает детям Израиля. Только так я могу обеспечить твою безопасность.
— Безопасность? В этой лачуге с тонкими стенами? — не выдержала я.
Дэниел отпрянул. Он впервые услышал от меня, что его маленький дом мне ненавистен.