В ее голосе появилась горечь.
— Да, Ханна. Франки. Врагам Англии всегда платят золотыми франками.
— Почему же тогда вы не арестуете его?
— Сначала его надо найти. Уайетт — предатель с ног до головы. Но я не знаю ни места, где он находится сейчас, ни времени, когда он от слов перейдет к действиям.
Мария глядела в окно, будто видела не только голый сад, дворцовую ограду и Темзу, серебрящуюся под холодным зимним солнцем, но и далекое графство Кент, и прятавшихся там врагов.
Как же она отличалась от той Марии, что ехала в Лондон, полная радужных надежд!
— Ваше величество, когда мы ехали в Лондон, я думала, что вся ваша борьба осталась позади.
Она посмотрела на меня… я хорошо знала этот взгляд — взгляд затравленного, преследуемого человека. Потухшие глаза, кожа — словно наплывы воска на подсвечнике. Казалось, она постарела на десять лет, и ее триумфальный путь в Лондон, нескончаемые приветствия народа и армия ликующих сторонников — все это было очень давно.
— Я тоже так думала, — вздохнула она. — Я думала, что все мои несчастья остались позади. Детство, полное страхов, ночные кошмары и не менее кошмарные пробуждения, когда убеждаешься в реальности своих ужасов. Называй это моей наивностью, но я искренне считала: вот меня коронуют, вот я стану законной королевой, и придет долгожданное ощущение безопасности. Где там! Все стало хуже, чем прежде. Каждый день я слышу о новом заговоре, каждый день, идя к мессе, ловлю на себе чьи-то косые взгляды. Каждый день кто-то вслух восхищается образованностью принцессы Елизаветы, ее достоинством или грациозностью движений. Каждый день кто-то перешептывается с французским послом, повторяя мелкие сплетни, мелкую ложь, будто я готова швырнуть королевство к ногам Испании. Они что, забыли, сколько лет я потратила, ожидая трона? Они забыли о жертве, принесенной моей матерью, когда она отвергла предложения короля, поскольку хотела, чтобы я оставалась наследницей престола? Она умерла в одиночестве, не видя меня и не услышав от него ни одного доброго слова. Умерла в ветхом, сыром, разваливающемся доме, вдали от друзей. И все — ради того, чтобы однажды я стала английской королевой. Неужели они думают, что красивый портрет затмил мне глаза и я променяю на него свое наследие? Неужели они все впали в безумие, если думают, что я могу предать себя?
В ее голосе чувствовались слезы.
— Для меня нет ничего драгоценнее английского трона. Для меня нет ничего драгоценнее английского народа. А люди этого не видят и не желают мне доверять!
Ее трясло. Я никогда еще не видела Марию столь подавленной и удрученной.
— Ваше величество, вам обязательно нужно успокоиться. Даже если внутри вас все бурлит, внешне вы должны казаться спокойной и безмятежной.
— Мне нужен кто-то рядом, — прошептала она, будто не слыша моих слов. — Тот, кто позаботится обо мне, кто поймет, в какой опасности я нахожусь. Мне нужен защитник.
— Если вы думаете, что Филипп Испанский… — начала я, но она сердито махнула рукой.
— Ханна, мне больше не на кого рассчитывать. Я надеюсь, что он все же приедет. Вопреки всей злобной клевете на нас обоих. Вопреки опасностям для нас обоих. Его уже грозят убить, едва он ступит на английскую землю. Я очень надеюсь, что Господь дарует Филиппу достаточно мужества, и он приедет сюда, женится на мне и избавит от страхов и тревог. Бог мне свидетель, одна я не в силах управлять королевством.
— Помнится, вы говорили, что будете королевой-девственницей. Вы собирались жить как монахиня, посвятив себя не мужу и детям, а народу.
Королева отвернулась от созерцания холодной реки и таких же холодных стальных небес.
— Верно, Ханна, я так говорила. Но тогда я не знала, каково мне придется на троне. Я не знала, что титул королевы принесет мне куда больше страданий, нежели титул принцессы. Тогда меня привлекал ореол королевы-девственницы. Я не представляла, со сколькими опасностями это связано. Вечная опасность. Страх перед будущим, не оставляющий тебя ни на минуту. И всегда одна. Но хуже всего — сознание недолговечности всех своих начинаний.
Мрачное настроение не покидало королеву и во время обеда. За столом она сидела хмурая, опустив голову. Естественно, что и в большом обеденном зале стояла мертвая тишина. Никто не позволил бы себе веселиться в присутствии насупленной королевы. К тому же у придворных хватало и своих страхов. Если королева не сумеет удержать трон, можно ли рассчитывать на безопасность собственных жилищ? А вдруг Елизавета сместит ее? Тогда тем, кто восстановил католическое благочестие своих часовен и платил священникам за мессы, вновь придется менять веру. Придворные сидели, стараясь не поднимать голов от тарелок. Оживление возникло, лишь когда Уилл Соммерс встал, церемонно расправил камзол и направился к столу королевы. Конечно же, он знал, что глаза всех обращены сейчас на него. Шут изящно припал на одно колено и взмахнул платком.
— Чего тебе, Уилл? — рассеянно спросила королева.
— Я пришел предложитто вам бракко, — торжественным голосом, но смешно коверкая слова, ответил шут.
Придворные затаили дыхание.