Королевские игры

- Думаю, это означает, что моя дорогая сестра не желает выносить приговор царствующей королеве, - невозмутимо заметила Мария. - Она понимает опасность затеи, поскольку ни кузен де Гиз, ни сын Яков не станут сидеть, сложа руки. Если Франция и Шотландия объединятся и выступят против Англии, чтобы меня защитить, кузина Елизавета окажется в незавидном положении.

Да, королева Шотландии понимала затруднения соперницы. До сих пор Розамунда не считала нужным умалчивать о чем-то в своем дневнике. Напротив, поведение узницы вызывало столь искреннее восхищение, что хотелось поведать о нем сэру Фрэнсису.

Октябрь веял холодом, и Мария гуляла, плотно завернувшись в меховую накидку. Низкое серое небо угрюмо нависало над тесным внутренним двором, словно накрыв котел тяжелой крышкой. Розамунда шагала быстро и, чтобы согреться, даже размахивала руками. Она бы предпочла остаться возле камина, однако госпожа настаивала, чтобы фрейлины не пренебрегали драгоценной часовой прогулг кой, и всем приходилось топтаться возле высоких каменных стен - круг за крутом. Разговаривать не хотелось. Королева негромко молилась, перебирая четки, а маленький скай-терьер преданно бежал следом.

Неожиданное появление сэра Эмиаса не добавило радости. Визит тюремщика не сулил ничего хорошего, тем более что вот уже две недели его не было видно. Мария перестала молиться и остановилась в ожидании, а дамы окружили свою королеву.

Полит выглядел еще более суровым, чем обычно, если, конечно, подобное можно было допустить. Даже черный костюм, единственным светлым пятном в котором оставался маленький белый воротник, действовал удручающе.

- Мадам, я уполномочен заявить, что Звездная палата обвинила вас в государственной измене. Мне поручено также передать, что если вы признаете собственную вину до вынесения приговора, ее величество может милостиво заменить казнь продолжительным заключением.

- Сэр Эмиас, можете передать дорогой сестре-королеве, что поскольку признавать мне нечего, то сделать этого я не могу. - В улыбке Марии сквозило едва ли не сожаление. - А теперь, если позволите, мы продолжим прогулку. Время еще не вышло.

Она пошла дальше и снова зашептала молитву, а руки в перчатках привычно вернулись к четкам.

Политу ничего не оставалось делать, как принять короткий ответ. Он повернулся и зашагал прочь.

Розамунда почувствовала злорадное удовлетворение. Сэр Эмиас не знал, как обращаться с пленницей, зато королева Шотландии прекрасно умела поставить тюремщика на место. Конечно, победа невелика, но от этого не менее ценна.

Дни складывались в недели. Прошел октябрь, и на смену ему явился еще более промозглый и темный ноябрь. Известий из Лондона больше не поступало. Марии позволили в очередной раз встретиться с личным духовником, и она то и дело упоминала о рождественской мессе в часовне замка. Поскольку новых ужасающих заявлений слышно не было, в жизнь заключенных начали просачиваться тоненькие ручейки надежды.

Сэр Фрэнсис самым внимательным образом читал дневники Розамунды и рассматривал рисунки. Восхищение госпожой изливалось со страниц с той же откровенностью, с какой сэр Эмиас писал, что узница не боится ни смертного приговора, ни самой смерти. Полит считал, что бесстрашие Марии Стюарт коренится в уверенности: кузина не посмеет отдать приказ о казни. Розамунда, в свою очередь, видела причину стойкости в готовности и даже стремлении принять мученическую смерть. Секретарь королевской канцелярии пришел к выводу, что наблюдательность юной фрейлины заслуживает большего доверия, чем абстрактные умозаключения тюремщика.

Ясным холодным декабрьским утром сэр Эмиас явился с листом пергамента в руках.

- Мадам, постановление еще не оглашено, но уже утверждено парламентом. Публикации можно ожидать в ближайшие дни.

Он передал документ.

Мария прочитала и спокойно произнесла:

- Да будет так.

Вернула пергамент надзирателю, который без единого слова его забрал и ушел.

- Что там, мадам? - с тревогой спросила Шарлотта.

- Парламент должен огласить смертный приговор. Так что, леди, давайте постараемся закончить вот этот гобелен. Не люблю бросать дела незавершенными.

Она придвинула стул к большой раме с почти готовым узором. Работа над ним шла уже несколько месяцев, и пустым остался лишь нижний правый угол.

Прошло Рождество. Приговор огласили, народ возрадовался. Лондон сиял праздничными огнями, однако Елизавета никак не могла заставить себя подписать приказ о казни. Наконец, напуганная прилетевшими из французского посольства сведениями о готовящемся покушении на ее персону и пронесшимся по стране слухом о высадке на английский берег испанского войска, поставила подпись, однако убрала приказ в нижний ящик, а ящик заперла на ключ. Членам государственного совета пришлось взять дело в свои руки.

Вечером седьмого февраля леди Мария принимала посетителей. Обняла старого друга Шроузбури.

- Ах, до чего же приятно снова встретиться, граф. Что привело вас в это ужасное место?

Обливаясь слезами, Шроузбури опустился на колени.

- Мадам, завтра утром, ровно в восемь, в большом зале вам предстоит принять казнь.