Королевские клетки

В середине одного серого дня Мири положила камень — и осознала, что он последний. Она стояла в середине странной дороги, образованной камнями. Вокруг, снаружи образованного камнями большого круга, стояли люди — и молча смотрели на нее. Моросил мелкий и холодный весенний дождик. Перешагивать через камни Мири показалось как-то… неправильно. И она пошла по дорожке. И через пять минут снова оказалась в центре. И снова пошла. И снова центр. И снова.

Уже начинало темнеть, когда он вышла. Её парни подошли к ней и накинули на плечи куртку. Нари дал ей кожаную фляжку напиться. Люди стояли и молчали, глядя на нее. А она смотрела на них. А потом спросила:

— Скажи, Нутр Хромой, корабль твоего бывшего бонда — он еще не сгнил?

— Нет, лута. Он еще крепок. — так ее впервые назвали лутой. Дочерью ярла. Так назвал ее Нутр Хромой, штурман и кормщик старого конунга. Тосковавший от того, что после смерти конунга его самого уже три года не брали в набеги и плавания.

— Ты живешь в его доме. Спроси у уважаемой Трюд-матери, не согласится ли она его продать? Ведь сыновья ее в походе, на своих кораблях.

— Хорошо, Лута. Я спрошу.

— Я собираюсь в Альтверу. — сказала всем лута Мири, виконтесса Иртон, по прозвищу Муха. — Кто со мной?

И разные люди, до того стоявшие у круга камней, стали подходить к ней.

Ведьмин уксус

Жизнь в лагере Пятого пехотного полка можно было назвать какой угодно — но не скучной. К удивлению Лили, именно тут нашлось множество людей действительно готовых принимать новое. Причем принимать без особых доказательств, просто как данность. Тут можно было, кажется, быть даже ведьмой — но надо было быть НАШЕЙ ведьмой. Это сильно облегчало ей жизнь — но предсказуемой ее не делало совсем.

Однажды утром Лилиан отправилась к графу Иртону за планами передислокации. Насколько она знала, место уже определено и надо было согласовать, где на следующем пункте размещения будет стоять лазарет. Хроническое решение Джеррисона "Ну найдите себе какие-нибудь кусты!" ее категорически не устраивало.

Лагерь уже проснулся и бодро сворачивался — кто-то завтракал, кто-то одевался, кто-то ругался. Ее приветствовали — отвечала, кто-то вслед посвистывал — это она гордо игнорировала.

У палатки же командира она увидела сцену, которая ее… скажем так, неожиданно задела.

С формальной точки зрения, абсолютно ничего не происходило — девица из обоза, Марика, принесла и передала Джеррисону новую рубашку. Собственно, с обозом и шел такой интересный сборный народец — ремесленники, прачки, швеи, шорники… Но как вот эта самая девица это сделала!

Лиля даже не сразу поняла почему, но ее первой же мыслью было "Ах ты ж, сукина дочь!!!".

Во-первых, Марика принесла рубашку точно утром, ровно в тот момент когда Джеррисон закончил умываться, а оруженосцы отправились за кашей. Так что именно ему в руки она ее и отдала. Чисто случайно так вышло, ага. Как раз его старая рубашка была расстегнута до пупа. И мокрая. Ровно настолько, чтобы девушке мило порозоветь.

Во-вторых, что-вы — что-вы, приличная девушка. Воротничок (это посреди-то военного лагеря после трех десятинок марша, хоть и в обозе) прямо белоснежный. Очень выгодно подчеркивающий линию и без того красивой шеи, еще и открытой прической. И прическа — конечно с платком, как можно иначе! Только вот платочек-то прямо кричал "Ах, ничто не может прикрыть мои волосы! Ах, как я стесняюсь — вот прямо всей этой блестящей каштановой волны". Еще бы носовым платком волосы покрыла, коза.

В-третьих, она не просто подала ему эту рубашку. Она вся подалась вместе с ней, трепеща ресницами, скромно наклоняя голову, но прямо-таки вот не удержалась взглянуть на их светлость из-под них. Огромными зелеными глазами. И покрутить платьем, скромным, но подогнанном точно по фигуре, уж точно не забыла. У бедной же девушки совершенно нечего под него надеть, конечно… "Особенно на вот этот вот четвертый номер, который ты ему только что на блюде не поднесла!"

Ну и рубашка была, прямо заметим, очень персонально пошита для Их Светлости. Это ведь непросто, если кто не в курсе, такой отрез шелка найти, а потом его ручками шить.

Вторая мысль появилась почти сразу же вслед за первой — "Ах ты кобель!!!!".

Опять-таки, формально все было очень прилично. Их Сиятельство, граф полковник Иртон милостиво принял у крестьянки работу. Но.

Во-первых, как он к ней повернулся! Как огромный, потянувшийся, прямо-таки приласкавший девушку всем движением кот, с прокатившимися по всему телу мышцами. Конечно, он не вставал ей навстречу — но вот просто повернулся. В свободно накинутой старой, поистершейся рубашке. Нет, так и не застегнутой. Разве могучего воина может волновать какая-то утренняя прохлада?

Во-вторых, рубашечку-то принял двумя руками, прямо из ручек мастерицы. Заодно чуть-чуть придержав их в своих. На секундочку. Заодно мягко погладив.

В-третьих, он ей улыбнулся. Этого Лиля не видела на его лице — он стоял в пол оборота — но зато увидела на Марике. И солнце вроде не вышло, а девушка как будто осветилась. Уж конечно, рубашку он не бросил и свернул аккуратно.