Королевские милости

– Я сражаюсь не с тобой, а с той идеей, которую ты олицетворяешь. Да, я намерен претворить в жизнь мечту императора Мапидэрэ, но на этот раз правильно. Ты хочешь, чтобы мир оставался разделенным на королевства, которые постоянно воевали бы друг с другом и приносили никчемную военную славу аристократии, а я хочу покончить с кровопролитием и дать возможность простым людям мирно жить и трудиться. Мата, не стой на моем пути: отрекись от престола и передай мне печать управления миром.

– Ты так же тщеславен, как я, однако, прячешь свои желания за красивой ложью. Если ты действительно веришь в то, о чем говоришь, почему бы нам не устранить наши разногласия с помощью поединка? Ни один человек не погибнет из-за наших распрей: только ты и я, с мечами в руках! И тот, кто одержит победу, станет властелином мира и переделает его по своему желанию.

Куни рассмеялся.

– Ты слишком хорошо меня знаешь: я никогда на это не соглашусь, поскольку не в силах противостоять тебе в поединке, – но войны не выигрываются одной лишь силой.

Мата подал знак своим людям, и тотчас из трюма лодки принесли большую разделочную доску, а следом за ней – огромный котел, в котором поместилась бы целая акула.

Куни с недоумением смотрел на эти приготовления, но, когда на палубе развели костер и поставили на него котел с водой, сердце его сжалось.

Через некоторое время на палубу принесли кухонный тесак, больше похожий на гигантский топор: поднять его можно было только двумя руками, – и Куни не в силах на это смотреть, вскочил, собираясь просить Мата остановиться, но слова у него застряли в горле от увиденного.

Люди Мата тащили на палубу связанного, как свинья, обнаженного мужчину. Куни узнал отца: рот ему заткнули кляпом, в глазах застыл панический страх.

Фесо положили на разделочную доску, мясник взял обеими руками тяжеленный тесак и поднял над головой пленника, как палач в ожидании приказа.

– Куни, сдавайся, иначе я сварю твоего отца у тебя на глазах и съем.

Кровь прилила к голове Куни, он едва не потерял сознание, однако в следующее мгновение вцепился в поручень лодки, лицо его окаменело. Он не знал, способен ли Мата выполнить свою угрозу, но вдруг вспомнил, как увлекался азартными играми, когда болтался на улицах города, только сейчас на карту было поставлено много, много большее…

– Если сдашься, я позволю тебе остаться на Дасу и Руи, а все твои люди будут помилованы, несмотря на предательство.

«Ложь! Больше всего на свете Мата ненавидит предательство, поэтому никогда не простит ни меня, ни моих людей. Если соглашусь сдаться, мы все умрем».

Куни сел, расслабил ноги, приняв позу «такридо», и рассмеялся:

– Давай, Мата. Свари его. Свари нашего отца.

Мата Цзинду прищурился:

– Что?

– Когда-то ты называл меня братом, так что мой отец является и твоим отцом. Если ты хочешь сварить сегодня нашего отца, я не стану мешать. Только оставь кусочек и для меня: с удовольствием попробую столь необычное блюдо.

– Что ты за сын?

Куни полностью сосредоточил свое внимание на мышцах лица, языка и горла. «Играй!»

– Неужели ты думаешь, что в борьбе за великую цель меня остановит смерть одного человека? Я захватил Руи, когда Джиа находилась в твоих руках; я был готов оставить своих детей в Дзуди, так что не стоит меня недооценивать: я не менее безжалостен, чем ты, по моему приказу убили очень многих. А теперь поспеши, и покончим с этим. Убей его.

Взгляд Мата был печальным: эта экзекуция устраивалась как испытание, и реакция Куни подтвердила, что не доверял он этому человеку вполне обоснованно. Куни Гару оказался абсолютно холодным и расчетливым, начисто лишенным морали.

«Как мог он поверить, что я способен убить и съесть его отца? Он всех судит по себе, что ли?»

Мата уже не сомневался, что Куни способен перейти любые границы: тщеславие окончательно его поглотило. Подумать только, а он называл Куни Гару братом!

«Невозможно заглянуть в человеческое сердце».

Последние надежды Мата исчезли, а Куни наклонился вперед, нетерпеливо глядя ему в глаза, и повторил:

– Ну давай, свари его! Свари поскорее, чтобы у меня хватило сил и злости однажды отправить в котел тебя.

Мата покачал головой, в твердой уверенности продемонстрировать сегодня свое моральное превосходство над Куни и посрамить его отсутствием сыновней благодарности – пусть все знают, что у Куни Гару совсем не осталось стыда. Впрочем, у него с самого начала отсутствовало такое понятие, как честь.

Мата приказал погасить костер и унести Фесо Гару.

– Рано или поздно люди показывают свое истинное лицо. Ты бессердечный, Куни, и народ Дара увидит тебя без маски.

Лодка развернулась и медленно направилась в Диму, а Куни, дождавшись, когда она скроется из виду, без сил повалился на палубу. Его одежда насквозь пропиталась потом, а ощущение было, что у него вырвали сердце.

Хоть Куни и удалось обмануть Мата, из этого еще не следовало, что подобный прием не сработает с другими. Рин Кода тут же предложил использовать идею Мата: