Королевский Ассасин

– Мне это нетрудно, – говорит Кэл, хотя ему совсем не хочется спать на холодном твердом полу. – Я не хочу доставлять тебе неудобство, ведь ты только-только оправилась от серьезной раны, – добавляет он. – К тому же мне это не впервой, я привык.

Но она качает головой.

– Мы оба устали проводить ночи на холодной земле, и тебе это надоело не меньше, чем мне. Мы оба будем спать на этой кровати, – говорит она тоном, не терпящим возражений.

Кэл пожимает плечами и показывает на ширму, стоящую в углу.

– Ты можешь переодеться за ней. Если хочешь, я пока выйду.

Тень идет к ширме.

– Модистка дала мне очень просторную и старомодную ночную рубашку, так что не надо.

Пока она снимает свое платье, Кэл разувается и ложится под одеяло. Он пытается смотреть на стену, но невольно то и дело поглядывает на угол, в котором переодевается Тень. Он различает за тканью ширмы ее силуэт и смущенно отводит взгляд. И вспоминает, как она выходила из воды во всей своей красе. Тогда она нисколько не смущалась, и он был восхищен ее смелостью. Правда, его, разумеется, восхищал не только ее смелый дух, но он ведь джентльмен.

– Ты не забыл: завтра мы идем к первому министру? – говорит она, прервав ход его мыслей. И выходит из-за ширмы. Ее ночная рубашка и впрямь просторна и старомодна, но сшита она из такого тонкого полотна, что все, что находится под нею, видно даже при этом тусклом освещении.

Кэл кашляет и опять отводит глаза. Он так долго был один, что позабыл, как ему нравится женское общество. Но, хотя в его прошлом было немало женщин, он никогда не встречал такой, как она. Да, первый министр, они говорили о первом министре.

– Первый министр – это наш ключ к здешнему королевскому дворцу, – говорит Кэл, когда приходит в себя.

Тень ложится в кровать с другой стороны. Он чувствует легкое прикосновение сначала ее ноги, потом всего ее тела. Он дурак, что не лег спать на полу.

– Может, обсудим это завтра? – сонным голосом говорит она и поворачивается к стене.

– Как пожелаешь.

Больше она не шевелится, и он предполагает, что ее сморил сон. Наверняка она очень устала. Кэл тоже устал, но Тень сейчас так близко, что ему совсем не до сна.

Тень из Нира с фермы «Медовая Поляна», пасечница.

Он вспоминает, как она прижималась к нему в пещере, как она не стала отодвигаться, когда проснулась и обнаружила, что они лежат обнявшись. Ему хочется снова оказаться там, где он мог прижаться к ней, а не здесь, в этой комнате и в этой кровати.

Наконец спустя долгое-долгое время он засыпает.

Глава 27 Тень

Линден Гарбанкль держит свое слово. На следующий день нас с Кэлом – то есть с лордом Кэллумом – приглашают на чай в дом первого министра.

Мы облачаемся в наши новые наряды и в нанятой карете едем в ту часть города, где живет знать. В карете тесно, и мой парик, огромное сооружение из локонов, занимает так много места, что почти касается щеки Кэла. Всю дорогу я остро ощущаю его близость.

Минувшей ночью он во сне повернулся ко мне, и его рука обняла мою талию, его ноги сплелись с моими, его нос уткнулся в мои волосы, а подбородок – в мою шею. Я чувствовала его теплое дыхание на моей щеке, но вместо того, чтобы отодвинуться, прижалась к нему еще теснее и положила ладонь на его предплечье. В ответ он обнял меня еще крепче.

А когда я шевельнулась, он тихо застонал.

Я не хотела, чтобы он проснулся. Не хотела, чтобы до него дошло, что он делает, что происходит между нами. Я не хотела, чтобы он этого не хотел.

Что я творю? Он Королевский Ассасин, и его связывает обет на крови. Он поклялся никогда не иметь семьи, никогда не иметь детей. Всего несколько дней назад я считала, что он самый высокомерный и докучный человек из всех, которые когда-либо жили на свете.

Я должна обеспечить себе место в Гильдии и не могу допустить, чтобы что-то этому помешало – даже он. Если я должна стать шпионкой и ассасином, привязанности мне ни к чему.

Проснувшись поутру, мы лежали на противоположных сторонах кровати. Все утро мы испытывали неловкость, и, хотя мы ничего не говорили о минувшей ночи, у меня такое чувство, будто между нами что-то изменилось. Мы смущены, как будто нам не пришлось совместно пережить тяжелый побег из тюрьмы и мы не провели несколько дней и ночей в лесу.

Он весь день был молчалив, и, когда моя ладонь касается его предплечья, он вздрагивает. Может быть, то, что произошло ночью – всего лишь плод моего воображения? Может, ничего этого не было?

– Что? – с явной досадой спрашивает он.

– Что?

– Ты все время глазеешь на меня. У меня что, грязь на лице? – спрашивает он.