Королевский долг

На следующий день я с одиннадцатью своими родственниками отправился во Флориду. В аэропорте в Манчестере мой взгляд невольно ловил заголовки в газетах, в руках пассажиров: «Стойкий дворецкий вот-вот рухнет?» вопрошала «Дейли Миррор», «Дворецкого Дианы обвиняют в краже на сумму в 5 тысяч фунтов» говорила «Таймс». «Сенсационное дело дворецкого: после совещания в Хайгроуве ему вынесли обвинения», — кричала «Дейли Мейл». Когда мы приехали на виллу под Орландо, эмоции, которые я старался сдерживать последние сорок восемь часов, вылились наружу. «Плакал как дитя», — позже говорил обо мне мой брат Грэм.

В Британии я мог спрятаться от прессы, но мне некуда было деться от психологического давления. Это был ад. Это было невыносимо. Я все время себя казнил, у меня не было сил трезво оценить ситуацию. Так же и здесь: я не мог сидеть на месте, не говоря уже о том, чтобы отдыхать и наслаждаться солнцем. Я измучил себя своими волнениями и страхами. Но уже сам факт, что мне предъявили обвинение, выжег неизгладимый след на моем чувстве собственного достоинства, которое так много для меня значило.

Но я не хотел портить своей семье отдых. Я мужественно старался держаться, я съездил с ними в Диснейленд, посетил НАСА.

Но к середине поездки усталость и психическое истощение взяли свое. У меня на ступнях облезла кожа, я не мог ходить. Меня отвезли в больницу. Врачи сказали, что причина заболевания — нервы.

К концу 2001 года наша семья осталась почти без денег. В банке нас предупреждали, что если нам не удастся в следующие три месяца достать денег, то придется перезаложить дом. Мария вернула в магазин кольцо с аквамарином, которое я подарил ей на Рождество. Дела стали совсем плохи. Нам нечем было выплачивать кредит за дом, мы уже просрочили очередной платеж. Не знаю, что бы мы тогда делали, если бы не щедрость наших друзей: семьи Эдвардсов из Рексхема, Райтов из Кентукки, Гинсбергов из Нью-Йорка, Сьюзи Кассем. Когда Скотленд-Ярд обнаружил, что на наш счет поступила крупная сумма от Гинсбергов, они решили, что тут и надо искать: и отправились допрашивать Гинсбергов в их квартиру на Пятой авеню.

— Но ведь это довольно крупная сумма, — говорили полицейские.

— Да, но мы обеспеченные люди, и нам нетрудно помочь другу, который нуждается в деньгах. Что в этом необычного?

Британским полицейским пришлось удовольствоваться этим ответом.

Нам даже пришлось расторгнуть договоры по полисам бессрочного страхования жизней Ника и Александра, чтобы получить дополнительные средства. Наконец, нам удалось набрать достаточно денег для того, чтобы открыть свой цветочный магазин в соседнем Хольте. Я вспомнил, как меня учили в Букингемском дворце составлять букеты, и мой маленький магазинчик стал источником моей жизни не только в смысле финансовом. Он спас меня, потому что теперь мне наконец было чем заняться. У меня есть гордость, и я не мог пасть в глазах своих покупателей: я должен был казаться сильным. Но каждый день в пять тридцать, когда я запирал дверь магазина и вывешивал табличку «Закрыто», у меня не находилось сил идти домой. Я сидел один в задней комнате и думал. Мария хотела, чтобы я был сильным ради детей. И я хотел, я пытался. Но у меня ничего не вышло. Я плакал в магазине, потому что моя семья уже устала от моих слез. А наедине с собой я мог плакать сколько угодно — никто не узнает… Конечно, Мария знала. Иногда я не возвращался домой до девяти вечера. Я придумывал какие-то отговорки про бухгалтерские дела.

Как-то Мария позвонила в магазин и сказала:

— Дорогой, когда ты придешь?

И я опять разрыдался. Мне было еще хуже оттого, что она опять стала свидетелем моей слабости. Некоторых людей трудности закаляют, но я слабел с каждым днем, а поскольку от природы я незлой человек, то все эти ужасы не обозлили меня, а только вогнали в глубокую депрессию Мария отправила ко мне своего брата Питера Косгроува. Увидев мое состояние, он крепко обнял меня и сказал: — Идем. Идем домой.