— Изменой будет не поддержать принцессу в ее справедливой борьбе. Она старше Генриха, и ее мать была законной королевой Варре.
— Но право плодородия…
— У Сабелы есть дочь. Все право Генриха заключается в ублюдке, рожденном от создания, которое и женщиной-то не назовешь. Он ли отец? Неужто присяга, принесенная ей перед епископами, чего-то стоит? Престол должен наследоваться по женской линии — и тогда сомнений не будет.
Жоффрей был потрясен этими словами.
— Но наш род… Наш отец… Лавас уже три поколения передается по мужской линии.
— Так ты со мной? Или против меня? — На лице графа не было никаких признаков волнения. Он поднял руку, призывая солдат к готовности, а те были явно не готовы к тому, что последовало…
— Мне нужно время обдумать…
— Времени нет! Надо выбирать!
Лавастин пришпорил лошадь и обнажил меч. Радость и Страх кинулись за ним. Жоффрей был поражен настолько, что даже не сделал попытки отскочить в сторону. Но его приближенные сопротивлялись. Удар, предназначенный лорду, пришелся в грудь одного из слуг. Клирик в простой светлой рясе кинулся к воротам, возможно, хотел спрятаться или предупредить всех, но в спину ему вонзилась пущенная из арбалета стрела. Священник упал на колени, на секунду застыл в позе молящегося и ничком рухнул в лужу грязной воды.
Лавастин проскакал мимо Жоффрея и его людей, оставляя их своим пешим солдатам. Проскакал мимо убитого клирика. Капитан, ударив пятками по конским бокам, ринулся за ним, призывая за собой остальных конных. Впереди кто-то безуспешно пытался закрыть ворота на замок.
— А ну построились и бегом, бегом! — кричал сержант Фелл, опережая строй пехотинцев.
Дальнейшее совершилось так быстро, что Алан потом с большим трудом восстанавливал в памяти картину происшедшего. Он тяжело бежал вперед вместе с остальными, иначе было нельзя. Собаки ужасающе лаяли, почуяв запах битвы. Ему удалось успокоить почти всех, кроме трех, мчавшихся за графом.
Вокруг Жоффрея завязалась схватка — хотя его люди, почти ничем не вооруженные, вряд ли могли рассчитывать на победу. Они отбивались древками парадных копий, церемониальными щитами, посохами, кинжалами и даже древком знамени Альдегунды — знамени с изображением белого оленя, мчащегося по темно-синему сумеречному небу.
Лавастин с конными достиг ворот. Сопротивление, встреченное там, было, разумеется, ничтожным. Откуда могли знать солдаты Жоффрея, что на них нападет брат их собственного господина, и только один из них сумел подняться на смотровую башню. Возможно, он хотел поразить Лавастина. А возможно, хотел насмерть поразить стрелой Радость. И Алан видел других собак, озверевших от крови, теперь даже он не смог бы удержать их.
Лавастин ворвался в замок. Алан побежал. Ему даже не пришлось расталкивать бегущих впереди него солдат — те расступились перед собаками, которые набросились на Жоффрея и его людей. Юноша бил псов древком копья, не страшась того, что, осатанев, они огрызались, кого-то ему спасти не удалось, но сам Жоффрей был спасен от ужасных зубов. Наконец собаки развернулись и помчались к крепости. Глаза их были красными от боевой ярости, а морды в крови и слюне. За собой они оставили человека с откушенной рукой и солдат — с открытыми ранами и вырванными кусками плоти. Молодой знаменосец, так и не выпустивший из рук знамени, лежал с перекушенным горлом. Сам Жоффрей был искусан, но мог стоять и пошатывался, скорее всего от шока и неожиданности.
Нападение собственного брата было худшим из предательств. На такую ли войну призвала Алана Повелительница Битв? Граф Лавастин, всегда осмотрительный, как никто другой понимал, что война между Сабелой и Генрихом не вела ни к чему хорошему. Все происходящее казалось неправдоподобным.
Теперь Алан был уверен, что граф действует не по своей воле. Даже разочарованный в людях Агиус был бы поражен этим странным нападением на человека, бывшего всегда самым преданным сподвижником. И власть, которой епископ Антония добилась над графом, была получена ценой жизни ничтожного Лэклинга.
— Я останусь с ним, — сказал себе Алан, удивляясь самому себе. — Кто-то должен его защитить. — Даже если этот «кто-то» простой подросток, не имеющий за душой ничего, ничего, кроме вечно цветущей розы и давнего видения.
Сержант Фелл послал половину своих людей в сторону замка, но доносившиеся оттуда крики и шум боя почти стихли. Оставшиеся с обозом принялись убирать следы схватки. На помощь раненым спешил священник, обладавший навыками лекаря. Фелл явно чувствовал себя неловко, помещая лорда Жоффрея под стражу.
— Эй, парень, — подозвал он Алана. — Поспеши-ка туда и посади на цепь тех трех собак, в деревне могут быть дети…
Солдаты, бывшие рядом, испуганно сотворили круговое знамение. Никто не забыл трагедии, приключившейся с женой и ребенком Лавастина…
— Моя жена… — выдохнул Жоффрей. — И дочь!
Помедли Алан несколько мгновений, и было бы поздно. Путь, по которому мчались собаки, устилали убитые и раненые. Неподалеку толпились слуги, их охраняли графские солдаты.