Королевский дракон

Они прошли через залу, в которой лучи света затейливо играли посреди теней от колонн. Огромный камин был пуст и холоден: в жаркий день нигде не разжигали огня, кроме кухни. Слуги, облаченные в кафтаны с изображениями золотого льва Фесса, прятались по углам, в волнении ожидая вестей. Один из них подошел к женщинам и предложил вина. Обе отказались.

Юный Эккехард дремал на скамье. Его миловидное лицо напомнило о Бертольде, очевидно потерянном навсегда. Росвита любила Эккехарда, жалея лишь о его пристрастии к ночным пирушкам с бардами, которые в поисках наград бродили от одного королевского двора к другому.

— Так и есть, — загадочно произнесла Теофану.

— Что так и есть?

Принцесса кивнула в сторону младшего брата. Из детей Генриха юноша более других походил на отца: каштановые волосы, круглое лицо и нос с небольшой горбинкой. В тринадцать лет Эккехард был довольно высок и по-щенячьи неловок. Неловкость исчезала, как только он брал в руки лютню. Говорили, король был точно таким же, прежде чем обрел стать и силу.

— Все так и есть, — проговорила Теофану. — Музыка и праздники ему дороже будущей власти.

Росвита не знала, что ответить, ведь принцесса никогда не говорила ей прямо о своей заинтересованности судьбой трона. Теофану подняла на нее свои темные глаза:

— Разве мятеж Сабелы случился не из-за того, что та не была уверена в своем будущем? В муже, чьими землями управляла?

— Разве алчность и зависть не причина множества грехов?

Теофану невинно улыбнулась:

— Так учит церковь, достойная сестра Росвита.

Принцесса была достаточно взрослой, чтобы иметь собственную свиту — так же, как и ее сестра Сапиентия. Но король держал обеих при себе, не давая собственных земель в управление. Раздражало ли это Теофану, Росвита сказать не могла, как не могла сказать, не обижена ли она тем, что сестра вместо нее сопровождает отца во время сражения. Каменное лицо принцессы не выдавало ее мыслей.

Росвита бережно развернула тряпицу, в которой лежал фолиант. Осторожно перевернула первую страницу. Изящный почерк Фиделиуса был твердым, начертания и завитки выдавали принадлежность писавшего к старой салийской школе. Это Росвита могла сказать точно: изучив множество книг, она научилась распознавать стили разных стран, городов и даже монастырей.

Шелест переворачиваемых страниц казался шепотом Фиделиуса, доносящимся откуда-то из-под земли, сквозь пространство и время. Теофану сидела позади, терпеливо сложив руки на коленях. Росвита читала вслух:

— «Господь и Владычица даруют женам величие и славу, укрепляя их разум. Вера делает их сильнее и богаче, подобно ладьям, везущим великое сокровище. Одна из них — госпожа Радегунда, земное житие которой я, недостойный и смиренный Фиделиус, дерзаю воспеть и ее величие изложить в словах. Завершая пролог, начну само житие». — Росвита вздохнула и продолжила: — «Блаженная Радегунда, величайшая из жен…»

Эккехард громко вскрикнул и проснулся, скатившись со скамьи на ковер. В воротах появилась служанка Теофану.

— Посланец от короля! — громко произнесла она.

Росвита дрожащими руками закрыла книгу и завернула в тряпицу. Поднялась и поспешила к воротам. Теофану, сохраняя спокойствие, последовала за ней. Эккехард что-то громко говорил, и слуги бестолково суетились вокруг, помогая ему подняться. Кастелян и прислуга Лютгарды сгрудились вокруг Росвиты и Теофану.

Посланцем была Хатуи, молодая женщина из «королевских орлов», которую Генрих взял к себе в личную свиту. Оставив лошадь во дворе, она вошла и склонилась перед ними.

— Ваше высочество, принцесса Теофану, — заговорила она, глядя той прямо в глаза. — Король Генрих сообщает, что его сестра Сабела отказалась от всех условий и битва уже началась.

— Кто побеждает? — спросила Теофану.

— Не знаю. Я ехала быстро, не оглядываясь.

— Принесите меду, — приказала принцесса.

Стоя на дворцовом пороге, она всматривалась в расстилавшийся внизу город. Перед ней открылся огромный квадрат, пересеченный двумя широкими улицами, которые делили его на четыре одинаковые части. Между полуразрушенной каменной стеной и нынешним городом, от окраин до городских ворот, тянулись сады, огороды и пастбища для скота. За стенами лежали бескрайние поля, засеянные ячменем и рожью.

Куда делись люди, населявшие Кассель прежде? Бежали ли они в Аосту, в город Дарр, откуда начиналось их государство? Или погибли от вражеского меча и мора, опустошивших просторы старой Империи? Или вовсе исчезли без следа, как случилось это с несчастным Бертольдом? Природа наделила Росвиту любознательностью. «Знание всегда искушало меня», как сказал брат Фиделиус. В минуты волнения ее жажда новых знаний особенно обострялась. Возможно, Генрих погиб, и все, сделанное им, тоже близко к гибели. Может, он совершает теперь страшное преступление, проливая родную кровь. От подобных междоусобиц, пишут хронисты, и погибла Даррийская Империя. И в то время, когда королевство вот-вот рухнет, она стоит здесь, размышляя об истории Касселя!

— Пойдем, — позвала она Теофану, — нужно ждать.

Принцесса покачала головой: