Королевский дуб

— То, что ты любима помешанным, вызывает у тебя абсолютный ужас? — вскоре произнес Том.

Когда я взглянула на него, он улыбался. Это была нежная улыбка, улыбка опекуна или… или возлюбленного. Застывший комок эгоизма растаял внутри меня и, как мед, как вода, быстро потек к моему смуглому мужчине.

— Нет, — откликнулась я. — Должно было бы, но не вызывает. А доставляет очень большое удовольствие.

Его губы растянулись в широкой ухмылке, и он вскочил на ноги, гибкий и красивый; казалось, энергия бурлит в нем и готова превратиться в разряды молнии.

— Вставай, леди, — крикнул он, его ноги, обутые в мокасины, выделывали дурашливые па. — Давай потанцуем.

— Том… уже два часа ночи. Неужели ты хочешь танцевать? — поразилась я. — Я чувствую себя так, будто потерпела кораблекрушение.

— Я хочу танцевать, потому что я благодарен тебе, — радовался Том. — Я мог бы проиграть, я мог бы отпугнуть тебя напрочь. Но ты все еще здесь, рядом со мной, у моего очага. Это делает меня счастливым. Я должен как-то выразить благодарность. А я делаю это лучше всего в танце.

— О Господи, — устало взмолилась я. — Еще один ритуал. Кого ты благодаришь, Том? Чему ты выражаешь благодарность? Эти причудливые ритуалы… они кажутся такими сдерживающими. Как у язычников, которые должны ублажать бесчисленных богов каждый раз, как выходят за порог…

Он перестал пританцовывать и посмотрел на меня.

— Сдерживающие? Ты совершенно не поняла сути, Диана. Это чистая благодарность или, скорее, признательность. То, что мой отец обычно называл даром от признательного сердца. Он надеялся, что именно эту способность я смогу приобрести, и я очень старался. Что касается того, кого я благодарю… разве это важно? Я благодарю это. Все это. Эту ночь и свет камина, хороший обед и тебя, сидящую рядом. Оленя в лесу и болото в лунном свете; то, как папоротники распускают весной свои листья, и… твои красивые груди и безобразные большие пальцы на ногах, мои яички и нос шимпанзе, и все годы, которые мне осталось прожить. Того дятла, что будит меня каждое утро, поэта Конрада Айкена и мясо по-брауншвейгски Хораса Рея. Замечательность всего, сам факт существования. Иногда, когда я выхожу на ручей на рассвете, туман над землей так прекрасен, что я просто танцую для него. А затем раздается голос певчей птички, и он звучит так чудесно, что я танцую для нее. Потом гейтор вспарывает воду и оставляет радужные круги, и… о, что говорить! Понимаешь, у меня уходит много времени, солнце уже почти встанет, а я все еще благодарю мир. Не хочется пропустить никого. Но я делаю это только тогда, когда появляется такое желание. Когда его нет, я не танцую для мира. В дрянное утро я кричу всем сразу: „Черт вас возьми!" И, конечно, я не танцую, изъявляя благодарность, на людях, иначе я уже давно сидел бы в психушке.

— А почему ты делаешь это при мне? — спросила я, а слезы, которые я не могла объяснить даже самой себе, кололи мои глаза.

— Я пытаюсь заставить тебя снять одежду и потанцевать со мной.

— Что ж, Том Дэбни, — решила я, поднимаясь на ноги и стаскивая через голову спортивную куртку, — давай потанцуем.

Глава 11

После той ночи мы с Хил большую часть времени проводили на Козьем ручье. Казалось, просто не было основания, чтобы нам не быть вместе с Томом. Мы покидали город во второй половине дня и оставались на ручье до восьми или девяти вечера. В выходные мы приезжали туда утром и оставались допоздна. Единственное, чего мы не делали, так это не оставались на ночь.

— Не понимаю почему? — спрашивал Том несколько раз. — Мы единое целое, все трое, мы принадлежим друг другу. И это наше место. Взглянув на Хилари, нельзя не заметить, что именно здесь она расцветает и становится счастливой. И ты счастлива — меня никогда не убедят в противоположном. Здесь достаточно места для твоих вещей, тебе не придется совершать длительные поездки в темноте каждый вечер, к тому же сэкономишь кучу денег. В чем дело, Диана? Боишься, что люди начнут сплетничать о тебе? Но ты должна знать и уже знаешь, что они этим занимаются давно. Хочешь ли ты… ты считаешь, что мы должны пожениться?

— Нет, — непроизвольно и страстно вырвалось у меня. Том усмехнулся. — Я не могу снова вступать в брак. Не знаю, смогу ли вообще когда-нибудь. Дело в том… что, оставаясь в моем собственном доме, доме, принадлежащем мне, я сохраняю часть самой себя — себя и Хилари, часть, которая принадлежит только нам. Мы — самостоятельные люди, мы принадлежим себе и сами определяем свою жизнь. Когда мы приезжаем к тебе, мы делаем это потому, что сами сделали такой выбор. Я бы не ощущала, что делаю выбор, если бы жила здесь постоянно.