Королевский дуб

— Очень сожалею, — пробормотала я. — Прошу прощения, и я сейчас же извинюсь перед Картером. Тиш, а мне стоит просить извинения у тех дам?

— Ага, и испортить им вечер! — Я увидела на лице подруги привычную усмешку. — Они станут обсуждать тебя всю осень за каждой партией в бридж и за каждым охотничьим завтраком. Очень скоро весь город узнает о том, что ты была обвенчана с каким-нибудь чернокожим в полнолуние в кафедральном соборе Святого Филиппа. Ты на самом деле голосовала за Джесса Джексона, или это была самая мерзкая шутка, которую ты смогла придумать?

— Но я действительно голосовала за него. Тиш усмехнулась еще шире:

— Я тоже, но если ты скажешь об этом хоть одной живой душе, я трижды отрекусь от тебя. Даже Чарли этого не знает.

— А случайно те дамы, которым я нагрубила, не были матерью и сестрой Тома Дэбни? — спросила я, перестав смеяться.

— Именно.

— Господи, нет ничего удивительного, что он живет в лесу.

— Ты и половины всего не знаешь, — сказала Тиш. — Все три его фурии были сегодня здесь, Чип тоже прибыл. Том, возможно, находится в ста милях отсюда на болотах, так далеко от всех них, как только может. Иногда я думаю, что Клэй и Том — единственные приличные Дэбни во всем клане.

Я лишь промычала, не желая продолжать разговор.

Картер запротестовал, когда я в тот же вечер попросила у него извинения за мое поведение.

— Даже и не думайте об этом, — заявил он. — Для вас служит извинением то, что вы не принадлежите к нашему обществу. Единственное, что неприятно, — вы исключили себя из клуба „Дамы Пэмбертона".

— Это что еще за зловещая штука?

— Наиболее недоступный женский клуб, — объяснил Картер усмехаясь. — Небольшой, старинный, только для избранных. Вероятно, скучный, как ад. Научные трактаты, официальный утренний кофе и благотворительность. Членство только по приглашению. Только „зимние жители" и старые пэмбертонцы. Кэролайн Дэбни была его президентом в прошлом году, Гвен Каррингтон — в позапрошлом. В этом году — Тиш. Мне известно, что она хотела предложить вас в члены клуба, но теперь, скорее всего, все кончено.

— О Господи, почему же Тиш ничего не сказала заранее?! Кажется, сегодня я запутала всех.

— Но не меня, — проговорил Картер, целуя меня в висок. — Я предпочитаю, чтобы вы проводили время со мной, а не с леди из клуба.

— Во всяком случае, мне следовало бы позвонить Тиш и извиниться. Еще раз.

Но когда я сделала это два дня спустя, подруга удивила меня, сказав неожиданно:

— Кстати, я только что разговаривала с Гвен и Пэт, и они обе заявили, что будут просто в восторге, если ты согласишься стать членом клуба. Не спрашивай почему. На этой неделе ты получишь формальное приглашение.

— И мне следует принять его со всей любезностью, на какую я только способна, я правильно понимаю?

— Да, черт тебя подери!

Таким образом я стала членом наиболее почитаемого из сборищ города — клуба пэмбертонских дам и, к моему великому удивлению, получила от этого удовольствие. В клубе было всегда не более тридцати членов, большинство из них значительно старше меня, лишь я, Тиш, Мигги и Пэт считались „молодыми дамами", и к нам относились соответственно — несерьезно и нежно, как к рано развившимся детям. Мигги и Пэт были наследственными членами клуба — дочери и внучки бывших членов, а Тиш — невестка таковой. Только я, казалось, не имела никаких оснований для избрания, за исключением явного расположения всех женщин к их нынешнему президенту — Тиш. Дамы относились ко мне тепло и были снисходительны к тому, что у меня не хватало времени в тот первый год, чтобы представить доклад и пригласить их на кофе.

— О бросьте, — уверяла Гвен Каррингтон. — Вы же не будете работать вечно. Сделаете все это в следующем году. Нам и без того очень приятно, что среди нас появилась женщина с таким живым умом, высказывающая свежие мнения. Мы годами ездим по одной колее, мы уже стары, большинство из нас знакомы друг с другом с колыбели, мы даже начинаем выглядеть одинаково. И, безусловно, нуждаемся в напоминании, что в жизни есть еще что-то, кроме собак, лошадей, садов и генеалогии.

Я улыбнулась Гвен. Это были приятные и добрые слова человека, чей вечер я почти испортила, и я почувствовала себя пристыженной и благодарной за ее снисходительность. Я неправильно судила о Гвен, равно как и о большинстве женщин Пэмбертона. Да, они действительно были поглощены своими лошадьми, собаками, цветами, предками, прошлым, они проводили много времени, разговаривая о тех людях, которых я не знала, а подчас и не могла знать. Их мнения и ценности были отражением более старого, узкого и более привилегированного мира, чем мой. И я не могла ни разделить его с ними, ни изменить. Пэмбертонские дамы оказались стойкими и закаленными жизнью женщинами, пережившими трудности и печали, восторжествовавшими над неприятностями и внесшими огромный вклад в дело благосостояния своего города и штата. Рефераты и доклады, которые они представляли, внушали благоговение перед их эрудицией и исполнением. Я начинала понимать, по-видимому, медленно, что нельзя делать поспешные выводы об этом городе и его людях.