Со второй половины XVI в. доминирующим политическим и культурным влиянием в Европе стала обладать Испания, королевский двор которой по численности придворных, строгости и одновременно рациональности этикета и церемониала считался образцовым вплоть до середины XVII в., когда инициативу перехватил окончательно его главный соперник — двор французский. В 1548 г. при испанском дворе Габсбургов, являвшихся наследниками бургундских герцогов, произошла большая организационная реформа: за основу нового придворного порядка был принят бургундский церемониал[307]. Со временем он обрел свой неповторимый облик и, благодаря политическому могуществу императора Карла V и короля Филиппа II, оказал влияние на остальные европейские дворы. Франция последних Валуа не сразу попала под обаяние испанской моды и церемониала: сказывалось многолетнее военно-политическое противостояние французов и испанцев[308]. Однако ситуация изменилась во второй половине столетия, когда Валуа уступили Габсбургам в Итальянских войнах, Франция погрузилась в гражданское противостояние и на время отказалась от европейского главенства. Принято считать, что жесткий придворный регламент Генриха III 1585 г. уже носил на себе явную печать испанского влияния и, опосредованно — бургундского[309]. Однако французский двор не стал повторением Эскуриала и тем более Хофбурга и никогда не перенял бы правила, культивируемые при чужих дворах. Совершенно очевидно, что пути развития французского и испанского церемониала были совершенно разными: если французский подчеркивал роль монарха как центра всей социально-политической жизни при дворе, то испанский стремился изолировать короля, делая его недосягаемым для окружающих[310]. Публичность жизни французского двора, связанная с его функцией ключевого социально-политического института, уже в XVI в. резко контрастировала с закрытостью двора испанского[311].
Очевидно также, что организационное и церемониальное наследство двора Бургундии использовалось королями Франции и ранее второй половины XVI в., в большей мере применительно к большим и значимым мероприятиям, в рамках большого церемониала, имеющего общегосударственное значение. Знаменитая встреча Франциска I и английского короля Генриха VIII в Лагере Золотой Парчи летом 1520 г. была наполнена празднествами, военными, интеллектуальными поединками в духе бургундского церемониала[312]. Одни затраты на ее организацию составили 30 265 турских ливров — почти половину годовых расходов казны на двор, что говорит о первостепенном значении, которое французский король придавал этой встрече двух дворов[313]. Аналогичным образом была организована встреча императора Карла V, воспитанного в духе бургундского церемониала, во время его спешного проезда через Францию во фламандские владения, в ноябре 1539 — январе 1540 г. В стремлении произвести эффект и удивить гостя, французы продемонстрировали самый высокий уровень представительства, когда лично Франциск I, члены его семьи и весь двор встречали и сопровождали гостя от границы до границы, с чередой непрекращающихся торжеств и пиров[314]. Прием императора, кульминацией которого был торжественный въезд в Париж, обошелся казне в фантастические 93 000 турских ливров при общих годовых расходах двора в 215 000 т.л.[315] Впрочем, для самого Карла V путешествие по Франции стало явно затратным. Так, известно, что по приказу его брата, эрцгерцога Фердинанда Австрийского, в январе 1539 г. для Франциска I, его сыновей, и Анна де Монморанси было изготовлено 17 комплектов военных доспехов придворным мастером из Инсбрука Й. Зойзенхофером, которые и были подарены во время встречи двух дворов. Один из этих доспехов — полевой и турнирный гарнитур Франциска I — ныне хранится в ГИМ в Москве[316].