Королевский гамбит (СИ)

От сильного удара руль резко дёргает вправо, неустойчивая старая колымага едва не опрокидывается набок, но мне удаётся сохранить управление.

И даже удаётся рефлекторно нажать на газ.

Внедорожник прибавляет скорость и таранит снова. Надрывный скрежет искореженного металла неприятно бьёт по ушам, несчастный пикап на скорости под сотню врезается в дорожное ограждение и переворачивается.

Один раз, а затем и второй.

В салон летят выбитые стёкла, выстреливают обе подушки безопасности — а в следующую секунду висок обжигает острой вспышкой боли, и наступает кромешная темнота.

Сознание возвращается постепенно.

Сначала я слышу незнакомые голоса, доносящиеся словно сквозь плотный слой ваты.

Потом я начинаю различать отдельные обрывки фраз. Кажется, говорят двое.

— …взяли прямо в доме. Пытался впихнуть в чемодан свои сраные миллионы.

— Теперь не отвертится… — неразборчивая фраза на иностранном языке, смутно напоминающем итальянский. — Чисто сработано.

— Я же говорил. А ты сомневался в ней.

— У тебя нет детей. Тебе не понять.

— Она мне как дочь, Гомес.

Гомес. Звук этого имени резко отрезвляет, и затуманенное сознание мгновенно проясняется.

Я сиюминутно распахиваю глаза — голова гудит от острой пульсирующей боли, приходится несколько раз моргнуть, чтобы хоть немного сфокусировать взгляд.

Первое, что я вижу — огромное окно с наглухо задёрнутыми чёрными шторами, не позволяющими понять, какое сейчас время суток. Неизвестно, как долго я пробыл в отключке. По левую руку от окна стоит массивный стол с большим кожаным креслом, за ним — шкаф до потолка с обилием книг.

Очертания странной комнаты, напоминающей кабинет, плывут перед глазами — и пока я безуспешно пытаюсь избавиться от тошнотворного чувства головокружения, разговор затихает.

— Смотри-ка, оклемался… — низкий грудной голос звучит совсем рядом, и поистине титаническим усилием воли я заставляю себя повернуться к источнику звука.

Возле огромного горящего камина, отделанного тёмной каменной плиткой, стоят двое.

Первый из них, невысокий полноватый мужчина в изысканным полосатом костюмчике и с блестящими чёрными волосами — наш заклятый враг и по совместительству отец моего персонального проклятья.

Гомес Аддамс собственной персоной.

Второй, такой же грузный, в низко надвинутой шляпе и в плотном чёрном плаще до пят — его старший брат и одновременно консильери.

Фестер. Чокнутый психопат, славящийся своей неуемной жестокостью и склонностью к садизму.

Похоже, я нахожусь в родовом поместье Аддамсов. И в полнейшей заднице.

Если я правильно понял суть их диалога, они поймали не только меня, но и отца тоже.

А значит, наши дни сочтены.

Я пытаюсь пошевелиться, но выходит слабовато — только сейчас понимаю, что сижу на полу, а мои запястья скованы наручниками, прицепленными к батарее.

В висках набатом стучит пульс, причиняя острую обжигающую боль, а в пересохшем горле стоит колючий комок, обещающий мерзкий надсадный кашель.

Рефлекторно пытаюсь сглотнуть, но во рту совсем сухо. Погано, чертовски погано.

— Может, прикончить его, и дело с концом? — предлагает Фестер таким равнодушным тоном, словно речь идёт о совершенно обыденном деле. Моё сердце невольно пропускает удар.

— Нельзя, — Гомес неприятно скалится, обнажая ровный ряд белоснежных зубов. А мгновением позже протягивает руку к брату, похлопывая его по плечу. — Смирись. Наша обязанность отныне — давать советы с высоты своего опыта и подчиняться приказам молодого поколения.

Я едва понимаю смысл его помпезной философской речи — но всё равно чувствую небольшое облегчение от услышанного.

Меня не убьют.

По крайней мере, не сейчас.

Конечности сводит судорогой от неудобной позы, но я стараюсь не двигаться лишний раз, чтобы не привлекать к себе внимания. Одному Дьяволу известно, что творится в голове у чокнутого консильери Аддамсов и какая ещё мысль может возникнуть в его полубезумном сознании.

Внезапно хлопает входная дверь — так громко, что звук отдаётся эхом от высоких стен.

Я резко вскидываю голову… и из лёгких разом вышибает весь воздух. Стуча каблуками по каменной плитке, в кабинет быстро входит Уэнсдэй. И теперь она совершенно не похожа на ту девочку с двумя косичками, которую отцовские головорезы втащили в нашу гостиную с мешком на голове всего четыре дня назад.

Она совсем… другая.

Идеально прямые волосы цвета воронова крыла струятся водопадом до самой поясницы, бездонные угольные глаза густо подведены чёрными тенями, а обманчиво хрупкая фигурка облачена в узкую кожаную юбку до колен и тёмную рубашку с вызывающе глубоким декольте. При каждом уверенном шаге высокий разрез на юбке распахивается — на бедре Аддамс красуется кожаная подвязка с ножнами. Широкая чёрная рукоять кинжала резко контрастирует с алебастрово-белоснежной кожей.

Такую Уэнсдэй Аддамс я не знаю.

Очевидно, я никогда её и не знал — девочки из подвала с ангельским личиком прекрасной фарфоровой куклы в реальности не существует.

Вот её истинное лицо — лицо виртуозной убийцы с ледяным взглядом по-блядски накрашенных глаз и кроваво-алой помадой на надменно поджатых губах.