Королевский пират

— Ведь любую неудачу так легко отнести на счет своего увечья, прикрывая им робость, малоумие и нерадение. — Паг переместился в воздухе и завис теперь на некотором расстоянии от Николаса. — У тебя есть выбор, принц Королевства. Ты можешь провисеть здесь до старости, убеждая себя, что одно лишь увечье препятствует тебе спасти обреченных, отыскать и покорить женщину своей мечты, защитить своих подданных от врагов. А можешь отринуть это оправдание, безжалостно его отсечь и остаться один на один с жизнью, такой, как она есть, без всяких прикрас. И с теми задачами, что под силу решить только тебе одному.

Николас попытался подтянуть тело к уступу, но у него закружилась голова, и он, опасаясь снова свалиться вниз, на валуны, застыл в неподвижности.

Паг погрозил ему пальцем:

— Ведь ты уже дважды падал и остался в живых!

— Но это так больно! — пожаловался принц. Он едва сдерживал слезы.

— А как же иначе! — усмехнулся Паг. — Однако ты вытерпел боль. И не умер. А значит, можешь сделать еще одну попытку. Ты просто боишься рискнуть. Возможность поражения страшит тебя более всего прочего. — Он указал на левую щиколотку Николаса, зажатую в скале. — Вот твое оправдание на случай любой неудачи. А ведь ты наделен достоинствами, которые значительно перекрывают этот изъян!

Николасом внезапно овладела решимость:

— Что я должен делать?

— Ты и без меня это знаешь, — усмехнулся Паг и исчез.

Николас с огромным усилием подтянул тело к трещине, в которой застряла его нога, и сел на выступ. Лицо его было покрыто крупными каплями пота, сердце отчаянно стучало, ладони кровоточили. С пояса его свисали кожаные ножны, которых прежде там не было.

Он с беспощадной отчетливостью понял, что ему надлежало сделать. Вынув из ножен кинжал с острым лезвием, он полоснул себя по ноге. От резкой боли у него перехватило дыхание. Он закусил губу, чтобы не закричать, и заставил себя снова вонзить кинжал в собственную плоть. Лезвие входило в нее с удивительной легкостью, так, будто бы оно рассекало не мышцы, сухожилия и кости, а зачерствелый хлебный каравай. Николас понимал, что и здесь не обошлось без волшебства. Зато боль была самой что ни на есть настоящей. Он опасался, что не выдержит этих мучений и потеряет сознание, так и не завершив начатого, и потому двигал рукой с судорожной поспешностью. Но стоило ему последним усилием разрезать тонкую полоску кожи, что еще соединяла зажатую в скале ступню со щиколоткой, и боль внезапно отступила, Он снова очутился в пустом и темном пространстве. Острие кинжала, который он продолжал сжимать во взмокшей ладони, касалось груди принцессы Аниты. Николаса нисколько не удивило, что он стоял теперь в полный рост, уверенно опираясь на обе ноги.

— Николас! — с негодованием и упреком воскликнула Анита. — Неужто ты готов меня убить? Ведь я так тебя люблю!

Но он не опустил кинжал, и Анита исчезла, а на ее месте появилась Эбигейл в прозрачном одеянии.

— Не убивай меня, Николас! — прошептала она, и губы ее дрогнули. — Знай, что я люблю тебя.

Николасом овладел ужас. С минуту он молча разглядывал девушку, которая призывно ему улыбалась, но вскоре наваждение рассеялось, и он во весь голос прокричал:

— Ты не Эбигейл! И не принцесса Анита! Ты — мой страх и моя боль!

— Но я тебя люблю, — ответил призрак.

Принц заставил себя воздеть руку и вонзить кинжал в грудь мнимой Эбигейл. Привидение издало протяжный стон и растаяло в воздухе.

Вокруг снова воцарилась гнетущая тишина. Николасом внезапно овладело чувство невосполнимой утраты. В это мгновение он навсегда лишился чего-то очень важного, какой-то сокровенной частицы своей души. Ему снова сделалось больно. Боль эта была не такой жгучей, как в те минуты, когда он рассекал кинжалом свою плоть, но она теснила его грудь и разрывала сердце. Перед глазами у него поплыли огненные круги. Он покачнулся и упал. Густая мгла сомкнулась над ним, и он погрузился в забытье.

***

Николас вздохнул и открыл глаза. Накор и Энтони помогли ему сесть. Он прислонился спиной к холодной каменной стене тесной каморки, в которую со двора сквозь зиявший оконный проем проникал тусклый сумеречный свет.

— Сколько времени я здесь пробыл? — спросил он и не узнал своего голоса, звучавшего непривычно хрипло и грубо. В горле у него саднило.

— День, ночь и еще полдня, — с улыбкой ответил Энтони и подал ему мех с водой.

Николам утолил жажду и вернул мех чародею.

— У меня что-то неладное с горлом.

— Ничего удивительного, — пожал плечами Накор. — Ты ведь долгие часы вопил, рычал и визжал, точно одержимый. Видать, нелегко тебе пришлось.

Принц кивнул, и от этого движения у него зазвенело в ушах. К горлу подступила тошнота.

— Мне дурно, — пожаловался он.

Накор протянул ему апельсин.

— Ты просто голоден.

Николас оторвал часть кожуры и вонзил зубы в сочную мякоть плода. Сок брызнул в стороны, капли его потекли по подбородку и шее принца. Покончив с апельсином, Николас протяжно вздохнул и обратил на исалани взор, исполненный печали.

— У меня такое чувство, будто я потерял что-то очень для меня дорогое.

Накор кивнул и уселся на пол рядом с ним.