Королевский порок

Щеки мальчика покраснели, и я понял, что обидел его.

– Господин Олдерли должен мне шесть пенсов. Вот я и подумал – вдруг он деньги где-нибудь здесь оставил, чтобы я их забрал? Я ничего плохого не хотел, только посмотреть, и все…

– Хватит тараторить, – перебил я. – За что он должен тебе денег?

– Господин Олдерли велел мне отнести письмо Епископу и обещал, что заплатит шесть пенсов, когда в следующий раз меня увидит. Но с тех пор он тут не появлялся.

Я помедлил, размышляя над словами мальчика. Хэл воспользовался паузой, чтобы вылезти из сапог. Ноги у него были босые и очень грязные.

– Когда господин Олдерли отправил тебя с письмом к Епископу?

– Когда я его в последний раз видел, господин. В субботу днем.

– Какой адрес тебе дал господин Олдерли?

– «Золотой шар», сэр. На Лиденхолл-стрит.

Названия я раньше не слышал, но похоже, что это таверна.

– Каков он из себя, этот Епископ? – спросил я, позвякивая мелочью в кармане.

– Высокий. Выше вас, сэр. Видите притолоку над дверью? Епископ бы, наверное, ее головой задевал. А еще он тощий – кожа да кости. Одет в коричневый камзол.

– В длинный?

Хэл кивнул.

Чем дальше, тем хуже и хуже. Мужчина, руководящий толпой недовольных у Кларендон-хауса, как раз высокий и худой. Одет он был в коричневый камзол, а на поясе у него висела шпага.

Я попытался восстановить последовательность событий, происходивших в доме на Фэрроу-лейн до того, как Олдерли покинул его, чтобы больше не вернуться. В пятницу вечером Эдвард явился в стельку пьяный вместе с Епископом. Госпожа Беарвуд слышала, как Олдерли кричал что-то про Уотфорд и Иерусалим. В субботу около полудня он отправил Хэла в «Золотую чашу» с письмом к Епископу. Затем, по словам госпожи Беарвуд, он ушел часов в восемь вечера, и с тех пор она его больше не видела.

– Олдерли и Епископ говорили что-нибудь про Иерусалим или про Уотфорд?

– Только в пятницу вечером, когда господин Олдерли высунулся из окна. – Мальчик помедлил. – Правда, он не про Уотфорд кричал.

– Я повторяю слова твоей матери.

– Она не расслышала. – Тут голос Хэла зазвучал увереннее, чем раньше. – Мама туговата на ухо – бывает, не все разберет, а если разберет, то неправильно. Она ведь тогда на кухне была, а я-то во дворе. Я ближе стоял. Я даже видел, как господин Олдерли из окна высунулся.

– Правда? – спросил я, стараясь не выдавать любопытства.

– Так свесился, что я уж боялся, упадет. А Епископу он кричал, что с утра обязательно запишет все про Иерусалим. Говорил: черным по белому, с подписью и печатью.

– А Уотфорд?

– Я расслышал: Уоллингфорд.

Выводы напрашивались сами собой. Я уставился на мальчика во все глаза.

– Уоллингфорд? Ты уверен? Ничего не путаешь?

Хэл кивнул:

– Честное слово. Именно так он и сказал. Кричал, что все запишет и вышлет в Уоллингфорд, а Епископ ответил: нет, отправишь в «Шар» до обеда.

– А дальше? Господин Олдерли еще что-нибудь говорил?

– Нет, ничего.

Я без предупреждения накинулся на Хэла и схватил мальчишку за локти.

– Ты ведь и после этого видел Епископа, верно? – Я тряхнул паренька, точно собака крысу. – Ты видел этого человека, когда он пришел сюда и рылся в вещах Олдерли.

Мальчик побелел как полотно и открыл рот, чтобы закричать, но я зажал его рукой.

– Тихо. Скажи мне правду, и никто тебя не тронет.

Хэл захныкал, и я отпустил его. «До чего же я докатился? – пронеслось у меня в голове. – Добываю средства к существованию, запугивая малых детей!»

– Епископ приходил в понедельник вечером, сэр. Дома больше никого не было, все ушли в пивную.

– Он с тобой говорил?

Хэл покачал головой. Глаза у него стали как блюдца.

– Но он заметил меня в окне и сделал вот так.

Мальчик поднес к губам указательный палец, а затем, не сводя с меня глаз, провел пальцем по шее.

«Держи язык за зубами, а не то перережу горло».

Как ни странно, меня вдруг пробрал мороз – не от самого жеста, а от выражения ужаса на лице ребенка. Отыскав шесть пенсов, я опустил монету ему на ладонь.

– Узнаю, что ты соврал, – тебя выпорют так, как ни разу в жизни не пороли.

Хэл сжал монету в кулаке.

– Я не вру, господин. Все правда. Клянусь.

Я велел ему уходить.

Значит, не Уотфорд, а Уоллингфорд. И снова человек в коричневом камзоле. Если мальчишка и впрямь не соврал, это все меняет, причем в худшую сторону.

Хэл сбежал вниз по лестнице, распахнул дверь, ведущую в коридор, и шумно ее захлопнул.

Уоллингфорд-хаус. Парадная лондонская резиденция лорда Бекингема, расположенная возле Чаринг-Кросс и Королевской конюшни. Бекингем – враг Кларендона, по его приказу у ворот на Пикадилли целыми днями кричит толпа, к тому же он один из руководителей движения, цель которого – заставить лорда Кларендона держать ответ перед парламентом. Вдобавок я только что узнал, что человек Бекингема был знаком с Олдерли и, может статься, даже приложил руку к его гибели. И всех этих людей объединяет Епископ.

Оставшись один, я медленно переходил из одной комнаты в другую. В забитых вещами комнатах и раньше царил беспорядок, но теперь все здесь было перевернуто вверх дном – ящики выдвинуты, шкафы опустели, имущество Олдерли раскидано по полу.