Королевский сорняк

У его ног преданно притулилась такая же нескладная, как и ее хозяин, собака.

- Антонина, - представил Писатель. - Наша гостья. А это Герасим, мой садовник и сторож.

- А собаку зовут Муму? - сострила Тоня.

Писатель рассмеялся.

- Почти! Я ее так иногда называю. Но на самом деле ее зовут Питти. А еще точнее, Герасим прозвал питбуля Петей, - а я переименовал его в Питти.

- Питбуууль??? - изумилась Тоня. - Это питбуль?

- Он самый. Чистопородный.

- А он… Он не опасен?

- Нет, конечно, - заверил ее Писатель. - Это все выдумки! Ну, скажи же, Гера: опасен ли твой пес?

- Нет, - обронил Гера.

Помявшись, садовник ушел, а Писатель стал рассказывать Тоне его нехитрую историю:

- Бабенка его бросила, Гера запил по-черному. Потом, почти по Тургеневу, хотел утопиться. Его, пьяного, с моста сняли односельчане. Гера чуток протрезвел, пришел в себя, снова за работу взялся. А руки у него золотые… И я позвал его к себе. Он такой же бирюк, что и я, нам с ним лишних слов не надо.

- А почему жена его бросила?

- Ушла к другому, как водится. Всего три года пожили вместе.

Тоню почему-то задело это примечание - «как водится». Она воскликнула запальчиво:

- Просто так не уходят! Значит, Гера был плохим мужем! Должен был заботиться о своей жене, тогда б она не ушла!

- ДОЛЖЕН? Никто никому ничего не должен, деточка. Гера такой, какой есть. И принимать его следует таким, как он есть.

Тоня вспомнила свое, еще недавнее желание, чтобы ее принимали такой, как есть… Но она уже знала, в чем ошибка и даже эгоизм подобной философии.

- Как замшелое бревно, что ли? От которого нечего ждать, даже крохотного ростка?

Писатель прищурился на Тоню с интересом.

- Экая мичуринка! По-вашему, значит, Гера должен был цветочками покрыться, чтобы удержать бабу свою?

- Так он же ее любил! Топиться с горя хотел! Значит, должен был напрячься, чтобы ей с ним было хорошо!

- Опять ДОЛЖЕН! Да не растут на замшелом бревне цветочки, хоть ты его судом приговори! А жинка его ДОЛЖНА была, в таком случае, смотреть, за кого замуж шла!…А на самом деле, никто никому не должен.

- Ну, если так подходить к отношениям, то нечего и ждать сказок. Чудес не бывает.

- Именно так я ему и сказал.

- Нет, не так вы ему сказали! Вы ему не сказали, что любовь, это не слово такое - это дело такое!

- Интересная формулировочка, - хмыкнул Писатель.

- Потому что надо уметь вкладываться в отношения, - продолжала запальчиво Тоня, - чтобы…

- Ты сюда приехала совета просить или советы давать? - перебил ее Писатель.

Тоня смутилась.

- Учитывая твой возраст, у тебя любовная проблема… - Он вдруг перешел на покровительственное «ты». - Я не прав? - Он чуть насмешливо посмотрел на нее. - Вижу, что угадал… И что же, Тоня, разве ты не вкладывалась в отношения? Да уж, небось, изо всех сил! Однако позвонила ты среди ночи мне и сидишь теперь тут, у меня, а не держишься за ручку с любимым… И вот тебе твоя теория, а вот тебе твоя практика.

Тоня прикусила губу, стараясь справиться с подступившими слезами. Писатель прав… И это самое обидное!

Ужин подходил к концу. Писатель почти не смотрел на нее, но Тоня кожей чувствовала: он ждет, чтобы она решилась наконец приступить к своему рассказу. Ей и самой не терпелось, хотя страшно было подступиться.

- Хочешь сок? Алкоголь? Чай? - неожиданно мягко спросил Николай Сергеевич.

Этот вопрос ее вдруг успокоил, снял напряжение, и Тоня решила приступить к рассказу немедленно и без предисловий.

- Бокал «Порто», - если у вас, конечно, настоящий, португальский.

- Ты знаток, я смотрю, - поднял брови Николай Сергеевич и ушел куда-то.

Затем вернулся с темной бутылкой «Порто» и двумя бокалами. Налил Тоне и себе и заявил:

- Сладкого у меня нет. Не обессудь.

- Мне и не нужно, - рассеянно откликнулась Тоня. - Фигуру берегу. Так вот, Николай Сергеевич, вы, наверное, себя спрашиваете, зачем я вам позвонила и даже почти напросилась к вам в гости…

- Ничего я не спрашиваю, - буркнул он. - Это ты хотела, а я уступил.

- Неправда, - рассмеялась Тоня. - Иначе бы вы не посочувствовали мне в кафе и не оставили своего телефона. Ваша воля играть бирюка, если вам так нравится, но я-то вижу, что вы просто сгораете от нетерпения!

Писатель вскинул на нее взгляд, в котором сквозило неприкрытое изумление. Тоня не знала, чему именно он изумился: ее нахальному тону, - может, с ним так никто не разговаривал никогда? Или, наоборот, тому, что ее догадка верна? Но она не дала себя сбить с толку. Она уже учуяла, что, несмотря на его дремучую «бирючесть», в нем прятался ранимый и застенчивый мальчишка, а она таким мальчишкам с детства нравилась. Они интуитивно чувствовали, что Тоня насмехаться не станет, что сумеет понять и бережно отнестись к их неуклюжим чувствам, и потому их всегда тянуло к Тоне. Даже если влюблялись они в других - в красивых маленьких стервочек… Но теперь, когда у Тони благодаря урокам Кирилла появился «класс», она могла дать фору любым «стервочкам». И она чувствовала, что нравится Писателю, - нравится как женщина. Но при этом его возраст был гарантией безопасности. И потому она только усмехнулась его взгляду.