- С удовольствием. А вы свой не допили!
Тоня тоже искала предлога, чтобы удержать его на веранде, чувствуя, что иначе он уйдет.
- Верно, - согласился Писатель и, поколебавшись, сел за стол.
Подлил чаю Тоне и себе и принялся молча пить.
- А вы не могли бы… - начала Тоня, стесняясь, - у вас тут, на даче, может, есть… Дать мне почитать какую-нибудь из ваших книг?
- У меня здесь нет. Да и ни к чему вам мои книги читать. Вы - не моя публика. Все равно ничего не поймете.
- Почему? У вас книги такие умные и сложные?
- Они у меня суперсложные. Потому что напиханы глупостями под завязку, - усмехнулся Писатель.
- Глупостями???
Он смотрел на нее с насмешливой улыбкой.
- И вы вот так говорите о своем творчестве? Или вы пошутили?
- Нисколько. Но мне трудно вам объяснить. Вы наверняка любите обычные романы, где хорошо или худо описаны люди, их жизнь и их простые радости. Я же пишу совсем другую литературу.
- Попробуйте все-таки. Вдруг пойму?
- Ладно, рискну… Это даже занятно… Пожалуй, вы сейчас услышите то, чего от меня не слышал ни один человек. Я вас не очень напугал?
- Что вы, вовсе нет, - отважно заверила его Тоня.
- Вот и отлично, - кивнул писатель. - Ну, слушайте. В моих книгах нет людей. Там есть, конечно, персонажи, но они только условные символы. Это общекультурные цитаты, это пародии, сотканные из иронии и насмешки. В моих книгах все игра - будь то персонажи, мысли, культурные и моральные ценности. Я понятно говорю?
- Вроде бы да…
- «Вроде бы»? - иронически вскинул брови писатель. - Ну, вот смотрите: вы видели картины художников - Рембрандта или, на худой конец, Репина?
- Конечно, - обиделась Тоня. - Вы думаете, что если я была кассиршей…
Николай Сергеевич сделал останавливающий жест.
- И, может, вы видели картины Пикассо?
Тоня только кивнула, побоясь на этот раз раскрыть рот.
- И портреты Пикассо не похожи ни на художников-классиков, ни на модели, реальных людей, с которых он их писал. Почему? Потому что он играл с формой. Ему это оказалось интереснее, чем отражать чувства и мысли людей на портретах, как это делали все до него. Вот и мне, Тоня, мне неинтересны чувства людей. Тем более что они описаны до меня другими авторами за тысячи лет существования литературы. Это банально. Скучно. Пресно. Плоско. Избито. Я хотел стать оригиналом и стал им. Я создал абсурдный мир, в котором действуют аппликации… Вы знаете, что такое аппликация?
- Это когда вырезают ножницами какую-нибудь фигурку и вклеивают ее в другое место? - неуверенно предположила Тоня.
- Совершенно верно. В моем мире живут аппликации литературных образов, исторических персонажей, мыслей, лозунгов, чувств, моральных и культурных ценностей и штампов. Которые я ради смеха разместил в самом абсурдном порядке. Короче, когда я писал свою первую книгу, я очень развлекался.
- И ее напечатали?
- О, да! Я ведь очень известный писатель, Тоня. ОЧЕНЬ. Я теперь признанный гений. И у меня теперь много книг.
- И все в том же духе?
- Разумеется. Я придумал рецепт успеха, и по нему творю каждый раз новое блюдо.
- И вот такие книги… Не хочу вас обидеть, но вы сами сказали, что я не ваша публика… И правильно, наверное, потому что мне было бы неинтересно их читать, судя по вашему описанию… А другим, значит, интересно? Раз вы стали так известны?
- Еще как! В моем абсурде, лишенном, априори (вы понимаете это слово?), всякого смысла, эти дураки стали искать глубоко спрятанный смысл… И нашли, представьте себе! Я только диву даюсь, когда слышу о моих же глубоких мыслях из уст читателей или критиков.
- Вы не очень-то любите людей, - неуверенно заметила Тоня.
- Вы ошибаетесь. Я их не «не очень люблю». Я их презираю. И потому издеваюсь над ними в книгах. Я поливаю их дерьмом на каждой странице. В равной степени плохих и хороших в бытовом смысле этого слова. Они примитивны - и они мне скучны.
- И при этом вы популярны?!!!
- Фокус в том, Тоня, что им почему-то это очень нравится. Им за этим видится некая глубокая мысль. Геббельс говорил, что чем наглее ложь, тем легче в нее верят… Я нагло придаю видимость смысла моим книгам - и поклонники готовы носить меня на руках. Лобызать мои ботинки. Я получил разные литературные премии. Меня цитируют, на меня ссылаются как на авторитет. Меня перевели на несколько иностранных языков, и идиоты других национальностей продолжают усердно искать смысл там, где его по определению нет, - где все игра, все призрак смысла и непризрачное презрение… Я вообще-то с детства невысокого мнения о людях, но тогда я не мог и представить, до чего они ничтожны!
- Я вам не верю, - заявила вдруг Тоня. - Просто вас наверняка в детстве обижали… А вы наверняка были ранимым мальчиком… И решили, что люди ничтожны. Это был такой способ защиты от ваших обидчиков!
- Неужто ты Фрейда читала? - усмехнулся писатель.