Королевский Совет

― В записях чётко не написано, но есть основания полагать, что в катакомбы можно попасть из архива, ― настойчиво сказал Герлон. ― Три года назад брат Мирча спустился в архив и вернулся изменившимся. До этого он был добрым человеком, который находил просветление и мир в своей преданности богу. ― Он посмотрел на меня и Серафину. ― Он показался вам добрым и преданным? Даже брат Джон должен признать, что Мирча отличается от прежнего, но он приводит для этого другие доводы. А скоро брат Мирча будет истолковывать для нас божье слово и руководить судьбой этого храма, а значит и другими храмами Сольтара! А что, если брат Мирча находится под чарами проклятого? Хотите рискнуть или всё же было бы лучше убедиться? ― Он указал на Искоренителя Душ. ― При помощи этого меча вы сможете покончить с этим нечестивым. А если мы всё же найдём проклятого мёртвым, что тогда потеряем? Ничего, кроме времени!

― И это обязательно делать прямо сейчас? ― спросил я со вздохом. ― Ещё сегодня? ― Я не знал точно, сколько сейчас время, должно быть, около полуночи и…

Священник открыл рот, чтобы что-то сказать, но я ничего не расслышал, потому что над нами ударил храмовый колокол, заставив своим глубоким звоном вибрировать могучий храм и пол под нашими ногами. В двух других храмах в ответ тоже зазвонили колокола. Храмовые колокола пробили восемь раз, сейчас и в самом деле была полночь. Час Сольтара. Когда я вынул пальцы из ушей, я услышал доносящиеся изнутри храма пение верующих, собравшихся на полуночную мессу.

― Не думаю, что брат Джон лёг спать, ― признал я своё поражение. ― Так что придётся побеспокоить его. ― Я взглянул на Аселу. ― Не хотите пойти с нами?

― Вы даже не доверяете священнику своего бога, верно? ― спросила она с кривой улыбкой.

― Что ж, подумайте, кто вы.

― Хорошо, ― сказала она, поднимая голову. — Я скептически отношусь к тому, чтобы сдаться на чью-то милость, пусть даже бога. Если они определяют человеческие судьбы, тогда это боги позволили родиться Коларону. Но если Сольтар оставит меня в живых, я положу к его ногам свою исповедь. Воистину, я в ней крайне нуждаюсь. ― Она поморщилась и безрадостно засмеялась. ― Тогда он, по крайней мере, будет знать, в чём его упущение.

Асела пошла впереди с высоко поднятой головой, её шаг был твёрдым и военным, как если бы она шагала на свою казнь. Мы молча последовали за ней. Переступая порог во внутренний зал и касаясь священного пола, она едва заметно помедлила и пошла дальше. Поднялся ветер, развевая её длинные волосы и раздувая одежду. У ног бога верующие стояли полукругом на коленях, воспевая гимны и молясь. Пение прекратилось, когда среди них появилась Асела. Ветер усилился, колыхая её одежду, в то время как на верующих вокруг, ошеломлённо и испуганно смотревших на неё, не шелохнулся даже волосок.

Я невольно затаил дыхание.

Теперь Асела стояла перед лестницей, ведущей к статуи, гордо вздёрнув подбородок. Видимо, она не знала, что такое смирение.

― Я здесь, ― крикнула она. ― Осуди меня или прости!

Внезапно её словно пронзила молния, она рывком была поднята в воздух и отброшена назад, её спина выгнулась, как будто вот-вот сломается. Ветер превратился в шторм, который поднял её ещё выше, в то время как она запрокинула голову назад, широко раскрыв рот в беззвучном крике… Затем из её рта вырвался чёрный поток из тьмы и ненависти, гнева и отчаяния, страха и ужаса к ночным звёздам над открытым куполом. Я мог ощущать его и чувствовать на вкус. И не только я, все присутствующие, Серафина, молодой священник и даже верующие застонали, когда нас охватило отчаяние. А когда буря стихла, и Асела упала к ногам бога, мы все заплакали.

― Боги, ― выдохнула Серафина, которая лежала на полу рядом со мной. Она нащупала мою руку, в то время как я пытался с трудом встать. ― О, боги, ― повторила она, вытирая слёзы с глаз. ― Как человек может вынести такое отчаяние?

― А он и не может, ― всхлипнул рядом с нами молодой Герлон.

Он с трудом возвращал своё самообладание. Я тоже никак не мог прийти в себя и использовал рукав одежды, чтобы высморкаться.

― Это никому неподвластно…

Мы пробирались к Аселе, окружённой кольцом плачущих верующих. Первосвященник тоже поспешил к ней. Он встал на колени рядом с красивой и бледной женщиной, которая, приняв истинный облик, лежала перед ступенями нашего бога.

― Она ещё жива? ― с трудом выдавил я.

Брат Джон приложил руку к её шее, затем посмотрел на меня, его глаза тоже были влажными.

― Да. Но, во имя Сольтара, кто эта измученная душа?

― Именно она, измученная душа, ― ответила рядом со мной Серафина, сморкаясь во взятый откуда-то платок. ― Со всем тем, чего не может вынести человек, не сломавшись. ― Она посмотрела на свою старую подругу, затем опустилась рядом с ней на колени и нежно погладила по волосам. ― Как будто слова могут описать то, что мы только что пережили.