По традиции, совет проходил если не в трактире, то в подземном зале.
Я сел во главе стола, оглядел лица. Да, девять человек, больше половины. По крайней мере, одно решение они принять могут.
— Ночной удачи и дневного покоя, — приветствовал я. — Давайте приступим к делам.
— Без дел мы бы так борзо не прискакали, — проворчал кто-то.
Я одернул наглеца взглядом и посмотрел на Джарнета — самого пожилого из капитанов. Начинай.
— Маршал вершит судьбу Братства, — начал он, как и положено, в третьем лице, — но маршал не может принимать важные решения, не посоветовавшись с братьями.
— Маршал не принимал, — в тон ему ответил я, — он решил посоветоваться с капитанами.
— Иногда решение что-то отложить само является решением, причем очень опасным, — начал Джарнет, но я его перебил:
— Пока маршал спал, человек в большой маске напрямую стакнулся с капитанами?
Все замолчали.
Потом опять заговорил Джарнет.
— Да, нам пришлось поступить именно так. Маршал должен знать…
Пошел нудный треп о том, что я знал и так: нас терпят, но могут и уничтожить, нужно взвешивать действия, некоторые просьбы нужно выполнять даже бесплатно…
Я слушал и понимал: оратор тянет время. Он чего-то ждет. Но чего?
И тут открылась дверь. Появился Ухо — капитан, которого не любят, презирают, но боятся. Если лица всех были напряжены, то его — сияло.
— Введите! — приказал он.
Этьен
Когда настала пора уходить, главной проблемой оказалась Крошка. Катланка встала между мной и дверью. Она фырчала, била хвостом о паркет и постоянно растягивалась на полу в том месте, где должна была ступить моя нога. Упорно-безнадежная борьба продолжалась до прихожей. Офицер караула Совета с интересом глядел на нас: возможно, он впервые увидел домашнего катланка.
Наконец я присел и погладил серую морду:
— Крошка, сейчас ты мне не поможешь. Я сделаю все, чтобы мы встретились. Оставайся здесь и не покидай дом, пока он безопасен для тебя.
Слуги получили необходимые инструкции, пока они здесь, кошка голодной не останется. Что же касается книг, старых вещей и самого дома, я попрощался с ними уже давно и уходил не оглядываясь.
Караул, присланный Советом, был вежлив. Например, он воздержался от обыска. Я этим воспользовался, пока собирался. Теперь, в пути, чтобы занять время, проглядывал «Листок свободы».
Заметил официальное сообщение от блюстителя Справедливости. Пространная преамбула сообщала, что самозванство — особо антидобродетельное преступление, оно вовлекает в обман честных людей, извращает их добрую волю и должно наказываться особо беспощадно. В конце перечислялись изменения в действующем законодательстве. Отныне самозванство, независимо от возраста самозванца, каралось как минимум пожизненным заключением в тюрьме с особыми условиями. Такому же наказанию подлежал тот, кто помог самозванцу или встретил его и не донес властям.
— Могли бы просто написать — уничтожается, — шепотом проворчал я.
В зале Совета отсутствовал блюститель Добродетели. Я воспользовался этим и обратился к блюстителю Мира — самому глупому и поэтому самому надежному из коллег.
— Вполне возможно, что в ближайшее время я отбуду в командировку. Если это случится, я хотел бы передать свой дом под ваш патронаж. Условия обычные: пользование в отсутствие хозяина, доход от аренды внешних строений, сохранность имущества. Буду благодарен.
— А я — признателен, — улыбнулся коллега в пышные усы, которые, как он считал, обязан носить каждый военный.
Он было пустился в расспросы, но я положил на столик заранее подготовленный договор и сел на канапе, предлагая ему сесть тоже и подписать.
— Ну, вот и отлично, — облегченно выдохнул я, представляя чувства прокурора, собравшегося вынести решение о конфискации и узнавшего, что имущество под патронажем главного генерала. — Был бы очень признателен, если бы вы сохранили прислугу, арендных доходов на это хватит, и позаботились о кошке.
— Как это мило — «позаботиться о кошке», — услышал я насмешливый голос, — особенно о кошке, способной позаботиться о хозяине.
Я обернулся. Рядом стоял блюститель Добродетели, за его спиной — двое охранников в масках, в куртках мышиного цвета, означавших скромность и принадлежность к народу.