Королевское чудовище

Файер сидела на скамье под тем самым огромным деревом, и крупные круглые слезы, стекая по щекам, капали ей на колени. Она взяла предложенный Нилом платок и посмотрела в лица своих стражей, одного за другим, изучая глаза, ища за внешним спокойствием разумов ужас от того, что они теперь знали.

Все они легко выдерживали ее взгляд, и ужаса она не обнаружила. В глазах их светилось уважение.

Поразительно, как ей повезло с этими людьми — им не противно было находиться в обществе отвратительного чудовища, которое лишило жизни свою родную кровь.

Начал падать густой, мокрый снег, и в конце концов дверь зеленого домика отворилась. Выйдя на улицу, к ним направилась домоправительница Бригана, Тесс, укутанная в теплый плащ.

— Видно, ты решила замерзнуть насмерть прямо у меня под носом, — огрызнулась она. — Что за муха тебя укусила?

Файер равнодушно подняла голову. У Тесс были неяркие зеленые глаза, глубокие, будто озера, и суровые.

— Я убила своего отца, — сообщила она старушке, — и сказала всем, что это было самоубийство.

Было заметно, что Тесс поражена. Скрестив руки на груди, она возмущенно хмыкнула, словно бы собралась решительно осудить Файер, а потом вдруг в мгновение смягчилась, будто сугроб, сползший с крыши в оттепель, и в замешательстве покачала головой.

— Ну что ж, это все меняет. Наверняка маленький принц будет мне твердить: «Я же говорил». Ох, ну-ка посмотри на себя, девочка, промокла насквозь. Красивая, будто закат, а ума ни капли. Тут ты не в мать пошла. Давай-ка заходи.

И старушка, накрыв слегка оторопевшую Файер своей хламидой, утащила ее в дом.

Домик королевы — Файер напомнила себе, что этот дом принадлежит не Бригану, а Роэн — на вид казался самым подходящим местом для утешения болящей души. Маленькие, уютные комнатки, покрашенные в нежные зеленые и голубые тона, полные мягкой мебели, огромные камины, пылающие по-январски жарко. Было сразу заметно, что здесь живет ребенок: по всем углам разбросаны школьные принадлежности, мячики, варежки, а еще — игрушки Ханны вперемешку с изжеванными до неузнаваемости игрушками Пятныша. Присутствие Бригана было менее заметно, и все же находились мелочи, способные притянуть взгляд проницательного наблюдателя. Одеяло, в которое Тэсс укутала Файер, подозрительно смахивало на подкладку под седло.

Старушка усадила ее саму на диван у камина, а стражей — в кресла вокруг. Потом налила каждому горячего вина и, усевшись с ними, принялась складывать стопку очень маленьких рубашечек.

Вместе с Файер на диване оказались два котенка-чудовища. Раньше она их не видела: один был малинового окраса, а другой — медно-рыжий с малиновыми пятнами. Котята спали, запутавшись в клубок так, что трудно было понять, где чей хвост и где чья голова, и напомнили Файер ее волосы, спрятанные под промокшим, холодным платком. Она стянула его с головы и разложила сушиться рядом. Волосы яркой, сияющей вспышкой рассыпались по плечам. Один из котят, заметив блеск, поднял голову и зевнул.

Обхватив теплую кружку ладонями и глядя в нее, Файер устало моргнула. Оказалось, что стоило начать говорить, как признание тут же облегчило груз на ее сжавшемся, изодранном сердце.

— Я убила Кансрела, чтобы спасти Бригана. И чтобы Бриган сам его не убил, потому что тогда он не смог бы заключить союза с друзьями Кансрела. И… ох, еще много причин. Едва ли кому-то из вас нужно объяснять, почему он должен был умереть.

Тесс, оторвавшись от работы и сложив руки на белье, которое держала на коленях, внимательно смотрела на Файер. Губы ее шевелились, словно, повторяя услышанные слова, она проверяла их на подлинность.

— Я заставила его думать, что леопард — на самом деле младенец, — говорила Файер. — Его собственный ребенок-чудовище. Я стояла за барьером и смотрела, как он открывает дверь клетки, воркуя, словно перед ним что-то беззащитное и неопасное. А леопард был голоден. Он их всегда недокармливал. Все… все случилось очень быстро.

На мгновение Файер умолкла, борясь с образом, который преследовал ее в кошмарах, а потом продолжила с закрытыми глазами:

— Когда я убедилась, что он умер, то застрелила чудовище. И всех остальных его чудовищ тоже, потому что ненавидела их, всегда ненавидела, не могла слушать, как они воют, раззадоренные запахом его крови. А потом позвала слуг и сказала, что он убил себя, а я не смогла его остановить. Убедилась, что каждый в своих мыслях поверил мне — это было нетрудно. С тех пор, как умер Накс, он все время был печален, и все знали, что от него можно ожидать любых безумств.

Об остальном Файер умолчала. Не стала рассказывать, что Арчер застал ее на коленях в луже крови Кансрела. Она не плакала, но, когда он попытался увести ее, отчаянно сопротивлялась и кричала, чтоб ее оставили в покое. Несколько дней она кидалась на него и на Брокера, яростно, явно не в ладах с собственным рассудком и телом; а они не бросили ее, заботились, пока она не пришла в себя. Потом были недели апатии и бесконечных слез. И это они тоже прошли с нею рука об руку.