Королевское зерцало

— Твоя мать была Сигрид дочь Торира, — Эллисив снова повернулась к Петру. — Конунг Олав убил первого мужа Сигрид и заставил ее выйти замуж за Кальва. Она-то и подстрекала Кальва бороться против конунга. А убил конунга ее брат, Торир Собака.

— Это верно, — сказал Транд. — Но после убийства Кальва она уже больше не стремилась ни к власти, ни к мести.

Я думал, что наконец-то обрету покой. Мне хотелось поселиться в Эгге, эта усадьба осталась мне в наследство и от родного отца, и от приемного. Я собирался быть там священником.

Но конунг Харальд отнял у меня Эгг, и я снова оказался в изгнании. С тех пор ненависть не покидала меня. Я никому не могу простить: ни Господу Богу, ни конунгу Олаву, ни его родичам.

— Значит, ты и меня ненавидишь? — спросил Олав.

— Я ненавижу в тебе потомка Олава Святого. Но тебя самого я ненавидеть не могу.

— А что стало с Сигрид, твоей матерью? — спросила Эллисив.

— Господь был милостив к ней. Она заболела и умерла до того, как конунг Харальд отобрал Эгг. — Транд тяжело вздохнул. — Я думаю, теперь вам понятно, что мне вовсе не по душе свидетельствовать о святости конунга Олава. И если я все-таки сделаю это, то только ради тебя, Олав. Бог даст, ты будешь лучшим конунгом для Норвегии, чем были твои предки.

— Значит, тебе есть что рассказать? — спросил епископ Бьярнвард.

Транд молчал, Эллисив видела, как двигались у него на скулах желваки.

— Я могу передать вам свидетельство Кальва сына Арни, — произнес он наконец. — В разгар своей последней битвы конунг Олав отбросил меч и вознес к небесам молитву, при этом лицо его озарилось светом. Он был ранен, но не тяжело. Затем его убили. Кальв видел все это своими глазами и считал, что конунг был святой.

— В Гардарики этого было бы довольно, чтобы его сочли святым мучеником, — заметил Петр.

— А как назывался меч, который он отбросил, случайно не Хнейтир? Его также называют Бэсинг. — спросила Эллисив.

— Да, это был Хнейтир.

Королева Астрид рассказывала, что этот меч достали из кургана одного из родичей конунга Олава и он видел в этом мече подтверждение своего права на власть, идущее еще с языческих времен.

— Какой глубокий смысл в том, что он отбросил именно этот меч, — медленно проговорил епископ Бьярнвард.

— Я еще не все рассказал, — продолжал Транд. — Моя мать пошла к епископу Гримкелю и потребовала, чтобы он ей объяснил, почему он объявил Олава святым.

Епископ взял на себя вину конунга за жестокие расправы с теми, кто отказывался принять крещение, да и не только с ними. Конунг искал путь к Господу Богу, сказал он. Епископ Гримкель не осмеливался сдерживать конунга Олава, когда тот был особенно ретив, ибо опасался отвратить душу конунга от христианства и тем самым положить конец крещению страны.

Получилось, что мы, слуги Божьи, как будто пожертвовали вечным спасением конунга ради победы христианской веры, сказал он. Но Бог читал в душе конунга Олава лучше, чем мы.

Транд замолчал, глядя перед собой.

— Я помню, мать говорила мне о жестокой борьбе, которая, должно быть, происходила в душе конунга, прежде чем он отбросил меч и положился на волю Божью, — сказал наконец Транд.

Наступила тишина. Ее нарушил Петр.

— Конунг Олав был святой, — сказал он, и в голосе его не слышалось ни тени сомнения. — Священники принесли его в жертву, а Господь забрал к себе, послав мученическую смерть.

Опять наступило молчание.

— Я хотел убрать из церкви его раку, — сказал Олав задумчиво, — но теперь не сделаю этого. Хотя мне и не по душе, что людям вбивают в голову, будто он лежит в раке, словно живой.

— Уже двадцать лет как никто никого не обманывает, утверждая, будто подстригает волосы и ногти святому, — сказал епископ. — И ключ от раки заброшен в море. Я думаю, Олав сын Харальда, что если сейчас начать ворошить все это, то будет больше вреда, чем пользы.

— Возможно, и так, — согласился Олав. — А как быть с разговорами о чудесах и о кротости конунга Олава?

— Я не уверен, что в наших силах помешать людям говорить о чудесах Олава Святого, — сказал епископ. — К тому же не все чудеса выдуманы. А рассказы о его кротости поучительны, люди должны знать, каким следует быть истинному христианину.

— Пусть будет по-вашему, епископ Бьярнвард, — сказал Олав после долгого, раздумья. Он встал, подошел к Транду и протянул ему руку.

Транд тоже встал, однако он не сразу ответил на рукопожатие.

Все ушли, но Олав остался у Эллисив.

— Наверное, рассказы об Олаве Святом поучительны и для меня, — сказал он ей.

— Попробуй стать таким конунгом, какой не вышел из него, — посоветовала Эллисив. — С чего ты начнешь?

Олав задумался.

— По-моему, в «Откровенных Висах» Сигват скальд дал конунгу Магнусу хороший совет.

— Ты имеешь в виду вису:

Мир и богатым и бедным дай по закону, конунг!
Хёвдинг, держи свое слово, будь справедлив и щедр!

— Да, именно эту. Только боюсь, мне не хватит кротости. Пока, я чувствую, мне ее недостает. — Он посмотрел на нее таким взглядом, что она побоялась истолковать его значение.