«Но сегодня твой особенный день. Я думала, ты захочешь провести его вместе со мной».
Ния вскидывает на меня глаза – такие чистые и яркие, что в них можно разглядеть собственное отражение. «Иди без меня, – говорит она. – Мы увидимся во время вечернего чаепития в Гостиной Розы Шиповника в четыре часа. Договорились?»
Я замечаю новое чувство в груди. Медленное, но ощутимое сжимание, как будто выпускают воздух из шарика.
«Хорошо, – отвечаю я, всеми силами стараясь, чтобы голос звучал весело. – Это твой день. Ты и выбираешь». Лицо Нии просветлело. «Спасибо, Ана, – пожимает она мне руку. – Я знала, что ты поймешь».
Я изящно машу рукой группе туристов на прощание и осторожно спускаюсь к источнику. Может быть, все к лучшему, говорю я себе. Может быть, Ния больше не нуждается во мне так, как всегда нуждалась. Может быть, после стольких месяцев она, наконец, освоилась здесь в своей роли.
Я делаю глубокий вдох. Эта мысль смягчает боль.
«Но мамочка, они же съедят ее! – слышу я голос того же мальчика, когда иду через саванну. – Львы съедят Ану!»
Я поворачиваюсь и одариваю его ободряющей улыбкой, приседаю в реверансе и иду дальше.
«Не бойся, малыш, – убеждает его гид. – Гибриды охотятся только на тех, на кого запрограммированы охотиться. Она в полной безопасности».
Большой вопрос: а знаю ли я, что это слово означает на самом деле?
Вскоре меня отвлекает мягкое шуршание.
Развязка может произойти в любую секунду. Львицы остаются невидимыми в высокой траве. Я задерживаю дыхание.
Через мгновение вспыхивает коричневое пятно, мелькает сплетение изящных полосок, раздается грохот копыт. Поднимается густое облако пыли – рычание, ворчание, испуганное ржание и потом – гортанный, пронзительный крик.
Мальчик бросается в объятия матери и зарывается головой в ее живот.
«Вот так происходит естественный отбор в природе, – говорит гид, заводя двигатель автомобиля. – Самые быстрые зебры выживают, самые медленные…»
В перерыве между посещениями групп прибудет команда уборщиков, чтобы убрать все уцелевшие и годные к повторному использованию детали. Прежде чем они появятся (Волшебницы не должны взаимодействовать с травмированными субъектами из-за высокого риска повреждения), я подхожу к зебре или к тому, что от нее осталось – месиву из мускул, костей и порванной проводки, – и, тщательно просканировав местность вокруг на наличие львов, опускаюсь на колени. Боль пронзает мою грудь, когда я вижу россыпь пятен на переднем левом копыте животного – необычное генетическое изменение, которое отличало эту зебру от ее братьев и сестер. Ее звали EZ4310. Я знала ее с рождения.
«Твоя жизнь не была бессмысленной, – говорю я, склоняясь над ней, чтобы погладить ее по гриве. – Ты имела значение».
При звуке моего голоса зебра поднимает глаза на меня, и ее зрачки становятся большими, как блюдца.
Она все еще работает.
На последнем издыхании.
Я смотрю на ее конечности, перекрученные и разодранные. Трава смешалась с проводами и внутренностями. Земля, пропитанная густой, иссиня черной жидкостью, похожей на масло. Сидя рядом с зеброй, я наполняюсь новым чувством, словно в моей груди образуется глубокая трещина.
«Все хорошо, малыш, – шепчу я и беру ее голову в свои ладони. – Ты можешь уходить».
Зебра несколько раз моргает, и я вижу собственное отражение в ее теплых карих глазах. Потом, понемногу, ее взгляд уплывает куда-то далеко, словно она смотрит в небо сквозь меня. Наконец тело обмякает в моих руках.
Она ушла.
Моя грудь сильно болит, хотя я не знаю, отчего.
Ведь выключение и упокоение являются естественными этапами наших технологических жизней.
«Спокойной ночи, старый друг, – шепчу я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в нос. – Беги быстро на облака».
Громыхание джипа возвращает меня к реальности – команда уборщиков приближается, но когда я разворачиваюсь, мой взгляд выхватывает одного подсобного рабочего. Издалека, в тот момент, когда в его волосах играет солнце, он кажется черным отсветом за колесом. Я быстро вскакиваю на ноги.
Это тот же самый юноша, которого я видела в клетке белого медведя.
Когда его автомобиль останавливается, я внезапно чувствую спазм в животе от страха.
«Тебе нельзя находиться здесь, – говорит он, выбираясь из джипа. – Надеюсь, ты ничего не трогала такого, чего тебе нельзя трогать».
Моя улыбка меркнет. «Мне разрешено ходить везде, где хочется, в нерабочее время, – отвечаю я. – Я знаю правила лучше тебя».
Не могу поверить, что я ТАК сказала. Быстро меняю выражение лица с
К моему удивлению, он смеется. «Правда?»
Я киваю. «Я здесь живу всю свою жизнь. А
Ну вот, опять. Этот самоуверенный дерзкий тон.