– Бетон, этот бетон,
Судя по всему, он заранее договорился с тем, кто сидел за проектором, – из колонок тут же полилась музыка. И на освещенный экран выплыл тот самый отель, что я видел на самых первых чертежах Шеннон. Зеленый лес. Солнечный свет. Ручей. Играющие дети и гуляющие в летней одежде. И теперь отель не казался пустым – он стал спокойным, прочным экраном для кипевшей вокруг жизни, стойким, как сами горы. Он и правда казался столь же невероятным, каким его описывал Карл.
Я заметил, как он задержал дыхание. Черт, да я сам дыхание задержал. А потом люди заликовали.
Карл дал собравшимся волю, собрав урожай аплодисментов. Взошел на трибуну и поднял левую руку, призывая к тишине:
– Раз вам, судя по всему, понравилось – аплодисменты архитектору. Шеннон Аллейн Опгард.
Она вышла из-за кулис в свет прожектора, чем вновь вызвала ликование.
Через пару шагов она остановилась, улыбнулась, помахала нам, весело рассмеялась и постояла ровно столько, чтобы дать нам понять, что за реакцию она признательна, но не хочет забирать внимание у истинного героя деревни.
Когда она ушла и аплодисменты стихли, Карл покашлял и схватился за трибуну обеими руками:
– Спасибо, друзья. Спасибо. Но это собрание посвящено не только внешнему виду отеля, но и проектированию, графику, финансированию и выбору представителей владельцев.
Теперь они у него в руках.
Он расскажет, что строительство отеля возобновится в апреле, через два месяца, займет всего четырнадцать месяцев, а стоимость вырастет всего-то на двадцать процентов. И что они заключили договор со шведским оператором отельной сети, который и будет руководить его работой.
Шестнадцать месяцев.
Через шестнадцать месяцев мы с Шеннон отсюда уедем.
Шеннон предупредила, что приезжать в Нотодден, как мы договаривались, не сможет: с этого момента и до начала строительства ей, как руководителю, придется с головой уйти в проектирование.
Я проявил понимание.
Я мучился.
Я считал дни.
В середине марта, когда в вечерней тьме за моим окном Сём и Варродбруа поливал дождь, в дверь позвонили.
И это была она. Со словно приклеенных к голове волос падали капли дождя. Я моргнул – показалось, что я увидел на белокожей шее следы ржавчины или кровь. В руке у нее была сумка. А во взгляде – смесь растерянности и решительности.
– Войти можно?
Я отошел в сторону.
Зачем она приехала, я узнал только на следующий день.
Поделиться новостями.
И попросить меня снова убить.
62
Только-только встало солнце, земля с ночи была все еще влажной, оглушительно щебетали птицы, а мы с Шеннон рука об руку шли в лес.
– Перелетные птицы, – объяснил я. – В Южную Норвегию они раньше возвращаются.
– Они, кажется, радуются, – сказала Шеннон, кладя голову мне на плечо. – Они же по дому скучали. Кто из вас какими птицами был?
– Папа был рогатым жаворонком. Мама – каменкой. Дядя Бернард – болотной овсянкой. Карл…
– Не говори! Луговой конек.
– Точно.
– А я – хрустан. А ты – белозобый дрозд.
Я кивнул.
В ту ночь мы почти не разговаривали.
– Можно, мы завтра поговорим? – попросила Шеннон, когда я впустил ее, забрал мокрое пальто и стал выпаливать один вопрос за другим.
– Мне поспать надо, – сказала она, обвивая руками мою талию и ложась щекой мне на грудь, и я почувствовал, что рубашка промокла насквозь. – Но для начала я хочу тебя.
Мне пришлось рано встать: с утра на заправку привезли большую партию товара – мне надо было быть там. Во время завтрака она тоже ни слова не сказала о том, зачем приехала, а я не спрашивал. Я боялся, что, как только я это узнаю, как прежде уже не будет. А теперь мы, закрыв глаза, наслаждались тем скромным запасом времени, что был у нас в распоряжении, – свободным падением до столкновения с землей.
Я сказал, что на заправке пробуду как минимум до обеда, пока меня кто-нибудь не подменит, но, если она поедет со мной, после доставки мы прогуляемся. Она кивнула, мы поехали короткой дорогой, и она ждала в машине, пока я все проверял и расписывался за палеты.
Мы шли на север. За нами – шоссе с напоминающими кольца Сатурна съездами и въездами, перед нами – лес, уже в начале марта расцвеченный зеленым. Мы нашли ведущую вглубь леса тропу. Я спросил про Ус – там еще настоящая зима?
– В Опгарде зима, – ответила она. – В деревне весна два раза нас обманывала.
Я рассмеялся и поцеловал ее волосы. Мы подошли к высокому забору, перегораживавшему дорогу, и сели на большой камень рядом с тропой.
– А отель, – спросил я и посмотрел на часы, – там как дела?
– Как и планировалось, официально начнем строить через две недели. В общем, все как надо. В ком-то смысле.
– В каком-то смысле, – поправил я. – А что
Она выпрямилась.