Королевство

Хотя папа чуть-чуть обучил меня боксу, не знаю, хорошо ли я на самом деле дрался. Однажды в Ортуне были танцы – выступала на них довольно древняя группа, распевавшая заезженные шведские хиты. Музыканты, все до одного, были одеты в белые костюмы в облипку. Вокалист, высокий худой парень, которого все называли Род, потому что он подражал Роду Стюарту и сказал однажды, что хотел бы трахать телочек направо и налево, прямо как Род Стюарт, квакал со сцены на своем удивительном шведско-норвежском, отчего напоминал странствующего проповедника Арманда. Этот самый Арманд заезжал время от времени в нашу деревню – рассказывал, что вера пробудилась в наших соотечественниках и что это хорошо, ведь вот-вот грянет Судный день. Загляни наш Арманд в тот вечер в Ортун – и понял бы, что потрудиться ему предстоит немало. Отдыхающие разного возраста и обоих полов напивались прямо на лужайке перед домом культуры. Они притаскивали самогонку с собой и глотали ее на улице – попытайся они пронести выпивку внутрь, ее бы отняли. Внутри же все разбились на пары и топтались на танцполе, а Род квакал про карие глаза. Но вскоре и танцующие шли на улицу догнаться самогонкой или в ближайшую рощицу – перепихнуться, поблевать или облегчиться. Некоторые даже и до рощицы ленились дойти. Рассказывали, как однажды Род вытащил на сцену особо горячую фанатку, – он как раз исполнял песню собственного сочинения под названием «Думай обо мне сегодня ночью», полностью слизанную с клэптоновской «Wonderful Tonight». Пропев два куплета, он велел гитаристу сыграть соло, а сам утащил и телочку, и микрофон за сцену, так что когда пришло время третьего куплета, все услышали лишь пыхтение и стоны, а еще чуть попозже Род, покачиваясь, вылез на сцену и подмигнул паре девчонок на танцполе. Перехватив их испуганные взгляды, Род оглядел себя и увидел на своих белых брюках кровавые пятна. Он допел последний припев, сунул микрофон в подставку, улыбнулся и, вздохнув, объявил следующую песню.

Летние вечера, долгие и светлые. Обычно драться начинали часов в десять, не раньше.

Начинали двое мужчин, а поводом почти всегда становилась женщина.

Женщина, с которой один из мужчин вдруг решал заговорить, или с которой он чересчур долго танцевал, или к которой он слишком тесно прижимался. Возможно, в тот субботний вечер они начали нагружаться задолго до дискотеки, но час расплаты уже наступил.

Как я уже сказал, женщина бывала лишь поводом для тех, кто жаждал набить другому морду, а таких находилось немало. Они полагали, будто отлично дерутся, а больше ничего не умеют, и Ортун для них становился площадкой для боя. Впрочем, иногда причиной была настоящая ревность – такое бывало, когда в драке участвовал Карл, потому что сам по себе он на мордобой не нарывался. Для этого Карл был чересчур обаятельным и открытым, и дерущиеся до него не снисходили. Если кто и кидался на Карла с кулаками, то просто потому, что тот под руку попадался. Иногда Карл вообще ничего не делал, только девчонок смешил или обходился с ними галантнее, чем их ухажеры; бывало, слишком уж засмотрится своими голубыми глазами на кого-нибудь из девчонок, но ничего больше. Ведь у Карла и девушка была, причем не кто-нибудь, а дочка мэра. Опасности он не представлял. Но в пара́х самогонки все видится иначе, вот храбрецы и вознамерились показать этому красавчику с хорошо подвешенным языком, кто тут хозяин. Они прицепились к нему, а когда тот искренне, почти высокомерно удивился, полезли с кулаками. Ну а так как защищаться Карл не желал, разозлились еще сильнее.

Вот тут-то я и вмешался.

По-моему, моя стратегия заключалась в том, чтобы обезопасить противника, помешать ему нанести вред, – я что-то вроде сапера, который обезвреживает мины. Я практик и разбираюсь в механике, может, поэтому. Я знаю, что такое сила тяжести, масса и скорость. Поэтому я сделал все необходимое, чтобы остановить тех, кто бросился с кулаками на моего младшего брата. Все необходимое – ни больше ни меньше. Кому-то пришлось пожертвовать носом, кому-то – ребром, а еще кому-то – челюстью. По челюсти я заехал одному пареньку, который жил на окраине деревни и который вмазал Карлу по носу.

На расправу я был скор. Помню, что костяшки пальцев у меня потрескались, рукава рубашки алели от крови, а кто-то сказал:

– Хватит, Рой, прекращай.

Но нет, мне было недостаточно. Удар по окровавленной физиономии того, кого я прижимал к земле. Еще один удар – и проблема решена навсегда.

– Рой, ленсман идет.

Я наклоняюсь и шепчу в ухо, вокруг которого текут струйки крови:

– Брата моего больше не тронешь, ясно тебе?

Стеклянный взгляд, в нем нет ни боли, ни пьяного угара, глаза смотрят на меня, но не видят. Я заношу кулак. Голова кивает. Я поднимаюсь, отряхиваюсь и иду к «Вольво-240». Двигатель работает, а дверца у водительского сиденья распахнута. Карл уже улегся на заднее сиденье.

– Не вздумай изгваздать сиденье кровищей, – бросил я и газанул так, что из-под задних колес полетели ошметки травы.

– Рой, – пробормотал сзади хриплый голос, когда мы миновали первые повороты на серпантине.