Королевство

– Но сейчас вы уже совсем взрослые, так что это не важно, и я цепляться к вам не стану, – сказал он. – Карл же в старшем классе учится, да?

– Ну да, – ответил я.

– А у него все хорошо?

– Да. – А что еще сказать? Да и не соврал я. Карл говорил, что все еще скучает по маме, бывало, он просиживал целыми днями в зимнем саду – делал там уроки и перечитывал два американских романа, которые отец привез в Норвегию, – «Американскую трагедию» и «Великого Гэтсби». Вообще-то, художественные книжки он не читал, а эти две обожал, особенно «Американскую трагедию», и иногда по вечерам я садился рядом, и тогда он читал мне вслух, а сложные слова переводил.

Какое-то время он утверждал, будто слышит мамины и папины крики в Хукене, но я говорил, что это во́роны кричат. И я встревожился, когда он сказал, что ему приснился кошмар, будто мы оба угодили в тюрьму. Однако немного погодя это прошло. Карл по-прежнему был бледный и худой, но ел, и спал, и тянулся вверх, и вскоре вырос выше меня.

Кто бы мог подумать, что все потихоньку устаканится. Встанет на свои места. Верилось с трудом, но конец света нас не тронул, мы выжили. По крайней мере некоторые из нас. А погибшие – может, это то самое, что отец называл «collateral damage»?[5] Случайные смерти, которых не избежать, если хочешь выиграть войну? Не знаю. Я даже не уверен, что войну мы выиграли, но, по крайней мере, перемирие заключили. А если перемирие длится долго, его запросто можно спутать с миром. Так было и в тот день перед ночью «Фритца».

– Я сюда и с Куртом плавал, – сказал Ольсен, – но его, похоже, рыбалка не интересует.

– Да ладно! – словно удивился я.

– Ну да. Честно сказать, ему, по-моему, вообще неинтересно все, чем я занимаюсь. А ты сам-то, Рой, механиком собираешься работать?

Зачем он притащил меня сюда, на озеро Будалсваннет, я не понимал. Может, думал, что так мне будет спокойнее. Я расслаблюсь и сболтну что-нибудь, чего не сказал в участке. Или, возможно, он, как ленсман, и впрямь чувствовал ответственность за нас и ему хотелось узнать, как мы живем.

– Ага. А почему бы и нет? – ответил я.

– Ты всегда любил гайки крутить, – сказал он, – а у Курта сейчас только девушки на уме. И каждый раз разные. А у вас с Карлом как по этой части? Встречаетесь с кем-нибудь?

Я высматривал в темной воде приманку, и его вопрос повис в воздухе.

– У тебя же еще девушки не было, да?

Я пожал плечами. Одно дело – спросить двадцатилетнего парня, встречается ли он с кем-нибудь, и совсем другое – была ли у него когда-нибудь девушка. И Сигмунд Ольсен это отлично понимал. Интересно, сколько ему было, когда он завел эту прическу? Видно, с ней он пользовался успехом.

– Пока не встретил никого, ради кого стоит стараться, – сказал я, – а заводить девушку, просто чтобы была, неохота.

– Разумеется, – поддакнул Ольсен, – а некоторым вообще девушка не нужна. Каждый волен поступать, как ему нравится.

– Ага, – согласился я. Если бы он только знал. Но, кроме Карла, не знал никто.

– Главное, чтобы это другим не мешало, – продолжал Ольсен.

– Ясное дело. – Я все думал, к чему же он ведет. И долго ли нам еще рыбачить.

У меня в мастерской стояла машина, которую требовалось починить к следующему утру. И как по мне, то мы ушли чересчур далеко от берега. Озеро Будалсваннет большое и глубокое, папа в шутку называл его великой тайной – ничего больше похожего на море у нас не было. В школе нам рассказывали, что ветер и три реки, впадающие в озеро и вытекающие из него, образуют горизонтальные течения, но самое опасное – это сильные вертикальные течения, которые, особенно часто весной, образуются из-за большой разницы между температурой разных слоев воды. Уж не знаю, могут ли они засосать тебя на дно, если тебе в марте вздумалось бы окунуться, но в классе мы сидели с широко открытыми глазами и представляли себе именно это. Возможно, именно поэтому мне не нравился Будалсваннет – и плавать не нравилось ни в нем, ни по нему. Поэтому тестировать снаряжение для дайвинга мы с Карлом отправились на одно из более мелких горных озер, где никаких течений нет и где, даже если лодка перевернется, можно легко доплыть до берега.

– Помнишь, сразу после смерти твоих родителей мы с тобой разговаривали и я еще сказал, что многие о своей депрессии не говорят? – Ольсен вытянул из воды леску, с которой капала вода.

– Да, – сказал я.

– Правда? Какая у тебя память хорошая! Вообще-то, я по себе знаю, что такое депрессия.

– Серьезно? – Я притворился удивленным. Надеялся, что он только это и хочет мне рассказать.

– Ага, я и таблетки принимал, – он с улыбкой посмотрел на меня, – даже премьер-министры в таком признаются, мне-то чего скрывать? К тому же дело это давно было.

– Надо же.

– Но наложить на себя руки мне даже в голову не приходило, – сказал он, – а знаешь, что могло бы меня заставить пойти на такое? Чтобы я умер и оставил жену и двоих детей?

Я сглотнул. Что-то говорило мне о том, что перемирие под угрозой.

– Стыд, – сам ответил он, – а ты как думаешь, Рой?

– Я не знаю.

– Не знаешь?