Старые военно-религиозные ордена, хотя официально и считались международными, принимали к себе мало немцев. Во времена Третьего похода несколько купцов из Бремена и Любека организовали гостиницу для германцев в Акре по примеру госпиталя Святого Иоанна. Ее посвятили Деве Марии, и она заботилась о немецких паломниках. Прибытие германской экспедиции в 1197 году неизбежно усилило ее значение. Некоторые рыцари-крестоносцы решили не возвращаться в Германию сразу же и взяли за образец орден госпитальеров, возникший за век до того. Организация включила в себя этих рыцарей, а в 1198 году получила признание короля и папы в качестве военного ордена. Вероятно, канцлер Конрад знал, что чисто германский орден может стать весьма полезным в продвижении имперских замыслов, и сам сыграл важную роль в его основании. Вскоре орден получил богатые поместья в Германии и начал приобретать замки в Сирии. Его первым владением стала башня над воротами Святого Николая в Акре, пожалованная Амори на условии, что рыцари отдадут ее назад по приказу короля. Вскоре после этого они купили замок Монфор, который переименовали в Штаркенберг, в холмах, возвышающихся над Тирской лестницей. Орден, подобно тамплиерам и госпитальерам, предоставлял воинов для обороны франкского Востока, но ничуть не облегчал управление королевством.
Сразу после отъезда германских крестоносцев Амори открыл переговоры с аль-Адилем. Аль-Азиз быстро вернулся в Египет, и аль-Адиль, которому не терпелось заполучить в свои руки все наследие Айюбидов, не желал ссориться с франками. 1 июля 1198 года они подписали договор, по которому аль-Адилю доставалась Яффа, а франкам — Джебейль и Бейрут, а Сидон они делили между собой. Договору суждено было продлиться пять лет и восемь месяцев. Он оказался полезным для аль-Адиля, ибо развязал ему руки в ноябре после смерти аль-Азиза для вторжения в Египет и присоединения земель покойного султана. Его усилившееся могущество еще больше настроило Амори в пользу того, чтобы поддерживать с ним мирные отношения, тем более что в Антиохии снова возникли осложнения.
Боэмунд III участвовал в осаде Бейрута и по возвращении решил атаковать Джабалу и Латакию. Но ему пришлось срочно вернуться домой. Прекрасный план, по которому Киликия и Антиохия должны были объединиться в лице его сына Раймунда и его армянской невесты, сорвался с неожиданной смертью Раймунда в 1197 году. Он оставил маленького сына Раймунда-Рубена, которому по праву наследства должна была достаться Антиохия. Но Боэмунд III уже близился к шестидесяти годам и едва ли дожил бы до совершеннолетия внука. Существовала большая опасность того, что в годы регентства при мальчике возобладают его армянские родственники. Боэмунд отослал вдову Алису с ее новорожденным сыном в Армению, возможно потому, что планировал сделать преемником одного из сыновей Сибиллы, а возможно, и потому, что считал, что там им будет безопаснее. Это произошло примерно во время коронации Левона, и Конрад Майнцский, которому не терпелось обеспечить трон Антиохии одному из вассалов его господина и таким образом увенчать свои труды в Акре, поспешил из Сиса в Антиохию, где вынудил Боэмунда созвать баронов и заставить их поклясться в том, что они поддержат Раймунда-Рубена в качестве его преемника.
Лучше бы Конраду было уехать в Триполи. Боэмунд, граф Триполи, второй сын Боэмунда III, был весьма честолюбивым и не особенно щепетильным молодым человеком, который прекрасно разбирался в законах и был способен найти оправдание своим самым вопиющим поступкам. У него были натянутые отношения с церковью. Некогда он поддержал пизанцев, очевидно за деньги, в споре из-за каких-то земель с епископом Триполи, и, когда епископ, Петр Ангулемский, был назначен антиохийским патриархом и выбрал преемника на свое место в Триполи с неканонической спешкой, папа принял его объяснение, что, дескать, при таком правителе, как Боэмунд, церковь не могла рисковать и тянуть с назначением. Боэмунд был твердо намерен обеспечить наследственную передачу Антиохии и сразу же отказался признать действительность присяги, принесенной в пользу Раймунда-Рубена. Ему требовались союзники. На его сторону охотно встали тамплиеры, рассерженные на то, что Левон не отдал им Баграс. Госпитальеров, хотя никогда не стремились сотрудничать с тамплиерами, удалось привлечь рассчитанными дарами. Пизанцев и генуэзцев подкупили обещанием торговых концессий. А самое важное, сама антиохийская коммуна была напугана армянской угрозой и враждебно настроена к любым действиям, которые предпринимали бароны. В конце 1198 года Боэмунд Триполийский вдруг объявился в Антиохии, выдворил своего отца и заставил коммуну принести присягу ему самому.