Королевство белок

Он принялся расспрашивать Зорана сам и вытянул понемногу всё: как тот был наемником, цирковым силачом, вышибалой в кабаках. Сын трактирщика чувствовал, что дело похоже на правду. Этот громила с черной бородой, которого где-то откопала неугомонная Илла, выглядел внушительно. Плакса окинул взглядом его широкую грудь, подметил, как под тканью Зорановой рубашки вычерчиваются мышцы. «А об эту голову, пожалуй, можно кувалду сломать», — завершил свои наблюдения Плакса и сказал:

— Значит, Зоран Неустрашимый? Хм… А что если Зоран — Хромой Мясник?

Зоран покладисто кивнул:

— Ну, пускай Мясник.

— И вот что, папаша, я тебе скажу… — уверенно продолжал Плакса.

Стин понял, что это его шанс. Он давно мечтал, что подвернется дело, которое выведет его из Богадельни и станет ступенькой на пути к настоящему богатству. Конечно, если дело и подвернется, не всякий сумеет за него взяться. Но Плакса бы сумел. Теперь у него был этот седоволосый силач, который клянется, что встанет на ноги, если его заживо засыплют камнями, навалят над ним курган в человеческий рост!

На другой день Стин дал беспризорникам горсть мелочи и велел, чтобы вся Богадельня знала:

— Зоран по кличке Хромой Мясник! Зоран — чудовище, великан, свирепый бык! Он покажет смертельный трюк: его засыплют камнями, а он встанет и стряхнет их с себя, как песчинки!

Берест эти дни был неспокоен. Богадельню вдруг облетела весть, что Зоран — чудище и великан. Кличку Хромой Мясник повторяли все мальчишки. Зоран больше не ходил на поденную работу в город, а жил в трактире Плаксиного отца, где каждый день толпились любопытные.

Берест тревожился. Ему думалось: я моложе, я здоров, а Зоран только недавно жаловался на старую рану… Берест спросил его:

— Послушай, я не могу тебя подменить? Я тоже вроде как человек не слабый…

Зоран похлопал его по плечу:

— Ты хороший парень, но тут нужен опыт. Я делал этот трюк уже трижды.

Ирица чувствовала, что на душе у Береста смутно. Поздним вечером он оставил своих в каморке у Иллы, а сам ушел в руины один. Ирица легко нашла его — она и в катакомбах сохранила способность ощущать особое тепло знакомого следа.

Среди руин то и дело попадались заросшие бурьяном, заваленные мусором пустыри. Там жители Богадельни по летнему времени часто жгли костры. У одного из таких кострищ Ирица и увидела Береста. Он в задумчивости сидел на поросшем мхом камне. Ирица неслышно встала за его спиной, тронула за плечо.

— Берест, — позвала она.

Тот вздрогнул и обернулся. Бересту было так одиноко, что появление Ирицы обрадовало его. Ирица посмотрела ему в глаза.

Берест невесело улыбнулся.

— Скажи, диво лесное: ты скучаешь по своему лесу? Бросила ты ради меня свое беличье королевство… чтобы посуду мыть в кабаке, пьяные шутки слушать. Жалеешь теперь?

— Ты о чем?..

Ирица прислонила его голову к своему плечу, и провела по его волосам рукой, как гладят, утешая, ребенка.

Берест послушно приник к ней лбом.

— Почему не жалеешь, Ирица? Другая бы рассердилась… Я смотрю, безответная ты какая. Не упрекнешь меня ни в чем… Безмолвная лесовица.

Ирица молча гладила его волосы.

— Неспокойно мне, — пожаловался Берест. — Все только и говорят, как Зорана заживо заложат камнями. Зоран — добрый человек, а его — Хромым Мясником, чудищем… Я эту кашу заварил, но я не хотел им с Иллой жизнь ломать! Хассем — что? Он друга хочет выручить, он и прав… Только я не должен был допускать, чтобы Зоран за все платил.

— Каждый за себя решал, — напомнила Ирица. — Не ты один за всех. Берест, Зоран больше видел на свете, чем ты?

— Пожалуй что, — тихо ответил тот.

— Значит, он умнее тебя?

— Угу… — подтвердил Берест.

— Тогда не бойся…

Хассем совсем замкнулся. И за работой, и за едой, и даже ночью его грызла одна и та же мысль.

«Энкино мой друг, не их! Они его и знать не знают. Это мне было поручено свыше его освободить. Я сказал об этом Бересту, я втянул и его, и всех… Я сам и должен был заработать или украсть деньги… А оказалось, что только один я из всех ничего и не могу. Зорана засыплют камнями. Илла нашла Плаксу, который соберет много зрителей. Берест ничего не придумал, но с него все началось, и если бы не Зоран, он сумел бы устроить Энкино побег… Один я ни на что не способен… Даже Энкино, хоть его за бесполезного на кухне держат, на моем месте сделал бы что-нибудь. Переводил бы с других языков, писал бы письма неграмотным — и заработал бы хоть немного… А я… На самом-то деле пользы от меня, как от пустого места. Что я есть, что нет. Все, что я могу, — это помои выносить. Думал: потом научусь, буду как все, еще будет от меня толк. А нужно не потом, нужно сейчас…

Вдруг Зорана завалят камнями, и он задохнется, что я тогда с собой сделаю? Если так — то лучше бы мне оставаться всю жизнь на каменоломнях. Не надо мне было воли… Я не для воли — и воля не для меня».

Богадельня жила будущим представлением. То и дело кто-нибудь забегал в трактир Плаксиного отца в надежде поглядеть на знаменитого силача Зорана. Трактирщик потирал руки, заведение ломилось от посетителей. Илла вертелась тут же и охала, качала головой и строила любопытным возмущенные рожи: