Она побежала. Шиповник и ежевика хватали ее за одежду, но Лора вырывалась, уворачиваясь от еловых лап и скрюченных дубовых ветвей, и бежала вперед. Она давно потеряла тропу, но мысль об этом исчезла так же быстро, как появилась. Тропа была не нужна — она видела впереди светлый силуэт, так близко и в то же время так далеко. Лес становился все реже и светлее, пока Лора не поняла, что вышла к развалинам — и испугалась. Силуэт исчез. Она выскочила на освещенную луной площадку, занесенную снегом. Вокруг — никого, только черные пики елей и красные всполохи рябины. Сердце колотилось, захлебываясь кровью.
— Ева? — прошептала Лора, делая еще шаг. И полетела вниз.
В глазах потемнело, осталось только чувство падения — бесконечно долгое. Лора успела подумать, что очень глупо было бежать в лес среди ночи. О Белой Леди и Софи, которой, кажется, не было вовсе. О забытой в кармане пальто булавке. О маме и приближающемся Рождестве. О Еве.
Она должна была увидеть собственную жизнь — весь тот путь, что привел ее именно в эту точку существования — но она увидела Еву, испуганную, задыхающуюся, в изорванном платье, в синяками на шее. Бегущую через лес по мартовскому снегу. Корона падает с ее головы и хрустит под ногами Тома. Ева бежит все дальше, пока снег не проваливается под ее ногами и она падает вниз вместе с сухими листьями и обломками веток. Расщелина, глубокая, как пересохший колодец, принимает ее, проглатывает целиком и скрывает навеки. Последнее пристанище, где никто ее не достанет, никто не обидит и никто не оплачет.
Все это проносится перед глазами Лоры диафильмом, подрагивающим и нечетким. А затем падение прекращается. Полная луна освещает присыпанную снегом площадку, окруженную густым лесом. В самом ее центре — каменные стены, покрытые мхом и ракушками, и витражные окна, и башенки, галереи, и устремленная в черное небо лазурная крыша.
Луна неправдоподобно яркая, как софит. В ее свете Лора видит Еву. Свет искрится на подоле ее платья, в волосах, на завитках маленькой серебряной короны. Она улыбается. За ее спиной есть еще кто-то — высокий мужской силуэт, но Лора не может рассмотреть лица. Взгляд соскальзывает с него, глаза начинают слезиться.
«Ева!», — хочет позвать Лора, но не может разомкнуть губ. Улыбка Евы становится печальней. Лора никогда не видела, чтобы она так улыбалась.
«Всё хорошо, Ло-ло. Теперь всё будет хорошо».
Голос звучит вокруг и внутри, словно бы в самой ее голове. Слезы застилают глаза. Ева медленно тает.
Лора проснулась рывком, как от падения. Она лежала в холле, у самой двери, в ботинках и расстегнутой куртке, лицо было мокрым от слез. В окна лился холодный утренний свет.
«Мне снился очень странный сон…»
Очень сложно поднять себя с пола. Тело, дрожащее, взмокшее, сотрясающееся от бешенных ударов сердца, едва подчинялось. Лора встала. Сначала на четвереньки, затем с трудом выпрямилась и растерла ладонями лицо. Немного постояла, прислушиваясь. В доме было очень тихо. Словно она осталась в нем совершенно одна.
Не снимая куртки, Лора переходила из комнаты в комнату. Зимнее солнце обесцветило Лазурный, и без того растерявший краски. Блеклые клееные ковры поглощали звуки. Лора словно бродила по воспоминанию — детали померкли, запахи выветрились, остался безжизненный каркас и неуместно гротескные детали, как огромный старомодный камин в икеевской гостиной.
Лазурный был пуст. Исчезли цветы и змеи, тяжёлые портьеры, абажуры цветного стекла, исчез их с Евой шерстяной плед.
Исчезла Софи. В единственной незапертой комнате наверху больше не было ни ее, ни вещей, ни чемодана на колесиках. Осталась смятая постель у окна и маленький ключ с плетёным брелоком на полу. Лора присела перед ним, не решаясь протянуть руку. Ключ не исчезал. Его стальная головка, совсем не такая изящная, как у латунного оригинала, тускло поблескивали в холодном солнечном свете.
Внутри у Лоры стало очень пусто и тихо. Все замерло, как остров после шторма. Она уткнулась лицом в колени и беззвучно заплакала.
========== Эпилог ==========
За три дня до Рождества снег на острове почти сошел. В проливе было полно льда, но лодки все равно сновали до большой земли и обратно. Мистер О’Брайан согласился довести ее за совершенно символическую сумму.
— К семье на праздники — это святое, — сказал он серьезно и шумно вздохнул в телефонную трубку. — Вы только того… одевайтесь потеплее.
Все вещи уместились в крошечный чемодан, с которым она ездила в колледж. Машину Лора оставила Донне — Фред обещал отогнать ее с пристани к дверям больницы.
— Позвони, как доберешься. Не нравится мне этот парень.
Лора усмехнулась и обняла его за плечи. Фред был куртке со значком шерифа, которая едва сходилась на животе. Наверное, чтобы О’Брайан понимал серьезность ситуации. Для верности Фред бросал в его сторону мрачные взгляды.
— Ты вернёшься весной? — спросил он, отстранившись.
— У меня отпуск до апреля, — ответила Лора без особой уверенности. Фред это почувствовал, но спросил только:
— Ничего не забыла?
Лора покачала головой. Самое главное она сделала вчера.