Королевство гнева и тумана

– Скажи еще раз, – прошептал он.

Я знала, о чем он просит.

– Ты – мой, – на одном дыхании произнесла я.

Риз чуть отодвинулся, потом медленно вошел в меня снова. Его медлительность была сродни пытке.

– Ты – мой, – уже громче сказала я.

Он снова вошел и вышел.

– Ты – мой.

Опять. Теперь быстрее и глубже.

Я ощущала его толчки не только телом. Я чувствовала их через наши связующие узы. Нить превратилась в цепь, которую невозможно сломать. В негасимый луч света.

С каждым его мощным толчком цепь крепла, становилась более осязаемой. Она действительно светилась, все ярче и ярче.

– Ты – мой, – шептала я, водя руками по его волосам, спине и, вопреки запрету, касаясь крыльев.

Мой друг, прошедший со мной через столько бед.

Мой возлюбленный, исцеливший усталую и сломленную душу.

Моя пара; мужчина, ждавший меня, когда ему было не на что надеяться. Ждавший вопреки обстоятельствам.

Наши бедра двигались в унисон. Риз целовал меня снова и снова, пока наши лица стали мокрыми от пота. Каждый уголок моего тела напрягся, каждый уголок пылал.

– Я тебя люблю, – прошептал Риз, и я утратила всякую власть над собой.

Оргазм, обрушившийся на меня, был несравненно мощнее двух прежних, наступивших после его ласк пальцами. Этот напоминал стремительно несущуюся горную лавину. Теперь я не только видела и чувствовала связующие узы – они обрели запах, в котором соединились и перемешались все наши ароматы. Даже в запахах мы стали одним целым. Мы были началом, серединой и концом. Мы были песней, звучавшей с тех самых пор, как в этом мире появился первый проблеск света.

Риз вошел в меня целиком, что называется, «по самую рукоятку». Через мгновение началось его извержение. Вокруг хижины дрожали горы. Остатки снега белыми каскадами неслись по склонам и проваливались в пасть ночи.

Потом стало тихо, если не считать нашего прерывистого дыхания.

Мои разноцветные руки обхватили его разноцветное лицо и повернули ко мне.

Глаза Риза сверкали, будто звезды, которые так давно, в другой жизни, я рисовала в убогой отцовской хижине.

Не знаю, сколько мы вот так пролежали, лениво лаская друг друга, словно нам и впрямь принадлежало все время мира.

– Вспоминал сейчас, когда же во мне зародилась любовь к тебе, – сказал Риз, водя пальцем по моей руке. – Пожалуй, когда ты начала ломать кости, сооружая западню для Мидденгардского червя. А может, когда в ответ на насмешку ты показала мне средний палец. Это здорово напомнило мне Кассиана. Впервые за десятки лет мне захотелось смеяться.

– Выходит, ты полюбил меня лишь за то, что я напомнила тебе Кассиана? – с притворной обидой спросила я.

– Ошибаешься, ехидная умница, – ответил Риз, щелкая меня по носу. – Я полюбил тебя, почуяв в тебе одну из нас. Я видел, что ты меня не боишься. Меня покорил твой жест. Помнишь, как после победы над червем ты, словно копье, бросила в Амаранту кость? Я вдруг ощутил в себе дух Кассиана. Честное слово, я даже слышал его слова: «Учти, высокомерный придурок, если ты не женишься на ней, это сделаю я».

Я со смехом провела по его татуированной груди, добавив к существующим узорам несколько своих – красных и желтых.

Мы оба перепачкались в краске. Кровать – тоже.

Риз уловил мои мысли и лукаво усмехнулся:

– Хорошо, что в здешней купели мы уместимся вдвоем.

У меня едва не закипела кровь. Я вскочила с кровати, но Риз меня опередил. Я снова оказалась в его руках. Боги милосердные! Он был весь в краске: лицо, руки, тело и даже крылья… Разноцветная корка покрывала его волосы. И отпечатки моих ладоней на его крыльях! Он понес меня в купальную. Магия, управлявшая хижиной, уже наполняла ее водой.

Не выпуская меня из рук, Риз сошел по ступенькам в купель и удовлетворенно вздохнул, погрузившись в приятно горячую воду. Я тоже слегка застонала, желая поскорее смыть с себя краску и пот.

На краю купели появилась корзинка, наполненная кусками мыла и бутылочками с благовонными маслами. Я погрузилась в воду по шею, предоставив Ризу выбирать мыло. Как я и думала, он выбрал самое простое, пахнущее хвоей, и подал мне кусок и мочалку.

– Кажется, кто-то запачкал мои чудесные крылья.

Мое лицо стало жарче воды. Я напряглась, помня его слова о крыльях иллирианских мужчин.

Я осторожно развернула Риза так, чтобы мне было удобнее мыть его крылья. Он безропотно повиновался. Я щедро намылила мочалку и с превеликой осторожностью принялась смывать красные, синие и пурпурные пятна краски.

Сквозь перепонки крыльев я видела танцующие огоньки свечей. А еще – великое множество шрамов. Их выдавали только более толстые полоски перепонок. От каждого прикосновения мочалки Риз вздрагивал, его руки впились в край купели. Заглянув ему через плечо, я убедилась, что ощущения эти отнюдь не болезненные. Даже наоборот.

– Значит, слухи верны, и величина крыльев соотносится с величиной некоторых частей тела.

У Риза напряглась спина.

– Какие грязные слова произносит твой ротик, – засмеялся он.

Я подумала о том, куда бы хотела приникнуть губами, и покраснела.