Королевство Краеугольного Камня. Книга 3. Прощание

Виктория плюнула на пол, чуть-чуть не попав в королеву. Элизабет хотела вмешаться, но вспомнила, что она – служанка. Эма кивнула ей на большую корзину, которую та внесла в комнату, и Элизабет стала одну за другой доставать оттуда туалетные принадлежности, которые в полной мере раскрывали, каким образом Тибо задумал справиться с Викторией: он хотел ее уязвить, заставив мыться ледяной водой, со свиным жиром вместо мыла, находя вшей у себя в волосах; продержать ее голой подольше, и только потом дать жалкую одежду и ночной горшок с трещиной, кормить объедками и черстым хлебом, не давая ножа и вилки.

Виктория не противилась мытью и только вся напряглась от подбородка до пальцев ног, покрывшись гусиной кожей. Крепкое, юное, чувственное тело, будто выточенное из белоснежного алебастра. Решимость придавала ей благородства, красота побеждала унижение. Эма мысленно удивлялась: неужели у Жакара хватит глупости бросить такое сокровище?

– Подумай, Виктория, – сказала она, однако, с напором, – думай хорошенько и быстро. Он пришел за тобой? Нет. Есть у него самого шанс выкарабкаться? Нет. Сегодня он дал попасться тебе, а завтра попадется сам. И что ты получишь с этого? Ничего. Вообще ничего. Если только не сменишь сторону. Жакара приговорят, это вопрос считаных дней. Ну а ты… Подумай о будущем. Ты еще можешь выпутаться из этой истории, если будешь помогать королю.

– Я пить хочу, – ответила Виктория, будто ничего не слышала.

Эма заставила ее выпить воду из ванны, и Виктория сумела скрыть отвращение. Для девушки, выросшей в тепличных условиях, у нее была неплохая закалка.

– Жакар тебя недостоин, – заключила Эма, бросив к ее ногам балахон из грубой шерсти. Говорят, утро вечера мудренее. У тебя есть ночь, чтобы все обдумать. Король не будет с тобой так мягок.

Овид явился на зов, чтобы развязать свои немыслимые узлы. Увидев наготу пленницы, он пожалел, что у него нет повязки и на второй глаз, и спешно сунул веревку обратно в карман. В комнате вновь воцарился мрак.

22

Голубевод ходил как голубь, кивая на каждый шаг головой. Сходство довершали черные любопытные глаза, бородавка на носу, плотное тело, серый костюм, белая рубашка и черный галстук в зернышках. Он знал своих птиц по именам и по гнездам. Знал, кто из них чемпион по скорости, кто по выносливости, кто силен на средней дистанции, кто в производстве потомства, и для каждого подбирал свой рацион, мечтая доверить им все государственные тайны.

В тот день он держал в руках клетку, в которой ворковал крупный голубь с привязанным к лапке посланием. Клетка украшена была всеми королевскими знаками, а также большой буквой «Т» с завитками. Голубеводу ее передал стражник, дежуривший у арки, а тому вручил ее шедший с рынка рыбак, который получил ее от неизвестного наездника. Словом, голубевод не имел ни малейшего представления, откуда она.

Птицу же, напротив, он знал прекрасно: жилистая, с ясными внимательными глазами, – в апреле он доверил ее королю, когда тот поехал в усадьбу Ис, где ее и украли. Король подозревал госпожу Доре, Бенуа подозревал Сигмунда, но никто не знал, куда она подевалась. И вот голубь внезапно возник снова. И то, что он прибыл в клетке, а не на собственных крыльях, могло значить только одно: он обосновался в чужой голубятне и уже не нашел бы дороги до дворца. Смертельное, личное оскорбление для голубевода.

Исчезновение, внезапное появление, тайна. Одно было ясно: и голубь, и клетка, и послание предназначались королю. И уж теперь-то он не обойдется одним пожиманием плеч. Зная, что по понедельникам король выслушивает жалобы и прошения своих подданных в Тронной зале, голубевод явился в мозаичную галерею, служившую залом ожидания, и поставил клетку к ногам статуи Элоизы.

Лакеи, дежурившие перед бронзовыми дверями, всегда колебались, стоит ли впускать тех, кто явился без назначенной аудиенции. Тем более в день похорон господина Блеза де Френеля, которые займут у короля все время от обеда до вечера. Пока они справлялись у Тибо, впускать ли голубевода, голубь лихорадочно тянул сквозь прутья голову, пытаясь попить из фонтана. Голубевод открыл клетку и, ловко взяв птицу, поднес ее к чаше. Маленький клюв как будто целовал Элоизе ноги; эту сцену и застали вернувшиеся лакеи: аудиенция была одобрена.

Голубевод проскользнул в залу, держа в одной руке клетку, в другой птицу, и не заметил на красной дорожке складку. Он растянулся во весь рост. Над головой прохлопали крылья, а сзади громко хлопнули двери. Король, сидя на троне, почесывал подбородок.

– Ты мне что-то нес?

Голубевод поднялся, стараясь не упускать из виду ни птицы, ни короля, ни ковра.

– Скорее не я, а этот голубь, сир, принес что-то для вас.

– Его привезли сегодня утром, сир, вот в этой прелестной клетке.

– И откуда его привезли?

– Не могу знать, сир.

Тибо поднял глаза на капитель колонны.

– Мы можем его как-то достать?

– Безусловно, ваше величество, он голоден. Я могу приманить его зерном.

– Сходи за ним, я подожду.